Александр Плонский - Прощание с веком

Профессор забивает в стену гвоздь. Гвоздь не забивается. Профессор обнаруживает, что гвоздь обращен шляпкой к стене.

— Досадно, — говорит ученый, — гвоздь, оказывается, не от той стены!

Человеческая память неразрывна с мышлением. Но взаимоотношения их очень сложны. «Все жалуются на память, — заметил Ларошфуко, — но никто не жалуется на разум».

Где она, грань между мудростью и чудачеством, профессионально отточенной памятью и рассеянностью? Наука связывает механизм запоминания и мышления с биоэлектрическими процессами в мозгу и нервах. Но еще никто из ученых даже при помощи электронного микроскопа с увеличением в миллион раз не выявил структурных различий между мозгом гения и мозгом кретина, «нормального» человека и шизофреника. Знать, слишком тонка инфраструктура мозга, чтобы ее можно было препарировать современными средствами. Мать муз, покровительница наук и ремесел богиня памяти Мнемосина из древнегреческой мифологии еще не раскрыла своих тайн. Хорошо известны поэтические строки:

Вероятно, человек еще не прошел расстояние, необходимое, чтобы увидеть самого себя.

Послесловие к главе.

Вот уже почти полвека читаю лекции студентам, причем мой «ассортимент» включает шесть различных дисциплин, которые от семестра к семестру тасуются, словно игральные карты.

С того памятного дня, когда студенты подшутили над начинающим «профессором», утащив у него из-под носа кафедру, я дал зарок не пользоваться какими-либо шпаргалками. Все только наизусть! Отсюда вывод, что у меня до сих пор приличная произвольная память. А непроизвольная — хуже не бывает — могу заблудиться в трех соснах.

И еще один зарок дал я себе: как только почувствую, что произвольная память «пробуксовывает», сложу профессорские регалии…

Последнее время мы все чаще произносим слово «интеллект» и все реже — «ум». Любопытное наблюдение: в дореволюционном энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона об интеллекте сказано предельно кратко: «Интеллектъ — см. Умъ». К сожалению, выполнить это указание невозможно: до ума дело не довели, так как в связи с революцией выпуск словаря прекратился на букве «О».

В последнем, третьем издании Большой советской энциклопедии уму уделено всего пять строк, зато интеллекту — почти целая полоса.

Между тем, если слово «интеллект» перевести с латинского языка на древнегреческий («нус»), а с древнегреческого на русский, то получится как раз «ум». Но мы почему-то предпочитаем называть человека (если он, конечно, того заслуживает) интеллектуалом, а не умником. Да и само слово «умник» приобрело в наших устах некий уничижительный оттенок. Создается впечатление, что современный человек стесняется своего ума, зато гордится интеллектом.

Причина, возможно, в том, что прогресс точных наук убедительно продемонстрировал большую объективность количественных оценок по сравнению с качественными. Количество информации, содержащейся, допустим, в этой книге, мы можем легко и точно выразить в двоичных единицах — битах. А вот качество той же информации оценить труднее. Один умный человек книгу расхвалит, второй — разругает, третий останется к ней равнодушным.

Так вот, ум, по-видимому, был и остается качественной категорией, а интеллект, обособившись, постепенно превращается в количественную.

Франсуа де Ларошфуко, давший эпиграф этой главе, в своих «Размышлениях на разные темы» классифицировал типы ума. Наряду с упомянутым в эпиграфе «могучим умом» он выделяет «изящный ум», «ум гибкий, покладистый, вкрадчивый», «здравый ум», «деловой ум», «ум корыстный», «ум веселый, насмешливый», «тонкий ум», «ум пылкий», «ум блестящий», «мягкий ум», «ум систематический» и даже «изрядный ум». Словом, сколько голов, столько и умов. Но какая голова умнее?

«Хотя проявления ума бесконечно разнообразны, — пытается найти выход из положения Франсуа де Ларошфуко, их, мне кажется, можно различать по таким признакам: столь прекрасные, что каждый способен понять и почувствовать их красоту; не лишенные красот и вместе с тем нагоняющие скуку; прекрасные и всем нравящиеся, хотя никто не может объяснить, почему; столь тонкие и изысканные, что мало кто способен оценить все их красоты; несовершенные, но заключенные в такую искусную форму, столь последовательно и изящно развитые, что вполне заслуживают восхищения».

Итак, проявления ума бесконечно разнообразны, и их оценка отнюдь не объективна, поскольку основывается не на количественных мерах, а на субъективном восприятии («не лишено красот и вместе с тем нагоняет скуку»; «нравится всем, хотя никто не может объяснить, почему» и т. д.).

Лет двадцать назад (то есть в шестидесятые годы — А.П.) довелось мне побывать у художника-абстракциониста. Абстрактная живопись пользовалась тогда скандальной известностью (ну как же, премию на выставке, разумеется, зарубежной, получил «шедевр», созданный… ослом, к хвосту которого привязали кисть!). Впрочем, мой абстракционист был вовсе не осел, а симпатичный человек с искусствоведческим образованием; он работал научным сотрудником в картинной галерее.

Не скрою, я шел к нему с предубеждением, и, почувствовав это, он показал мне несколько портретов, выполненных в строго реалистической манере. Портреты свидетельствовали о мастерстве и таланте.

— Но это не мое амплуа, — сказал художник.

Мы перешли к акварелям. Их было много. Линии извивалась, краски буйствовали. Картины притягивали фантастичностью, непредсказуемостью замысла. Они вызывали в памяти стихи Василия Каменского:

— Как называется вот это?.. — спросил я.

— А какое название дали бы вы?

— Ну… «Восход Солнца на Венере», — брякнул я невпопад.

— Так оно и есть, — кивнул художник.

— Шутите!

— Нисколько. Разумеется, кто-то другой даст картине свое название, скажем, «Кипящие страсти» или «Туман над Ориноко». Ну и что? Когда вы слушаете симфонию, то вкладываете в нее свое «я», и музыка звучит для вас иначе, чем для вашего соседа и для самого композитора. У вас свои ассоциации, свой строй мыслей, словом, свой неповторимый ум… Абстракция дает ему пищу для творчества…