Анри Труайя - Оноре де Бальзак

Покинув Экс, путешественники сначала остановились в Женеве, в гостинице «Корона». Бальзак был по-прежнему предупредителен и исключительно любезен по отношению к маркизе, рассчитывая, что климат Швейцарии окажется благоприятнее для реализации его намерений. Но, как и в Эксе, его спутница была начеку, ограничиваясь лишь улыбками. У него вдруг забрезжила надежда, когда во время пешей прогулки на виллу Диодати, расположенную высоко в горах и овеянную воспоминаниями о Байроне, госпожа де Кастри позволила Оноре один поцелуй, украдкой. Увы! Она быстро взяла себя в руки и непреклонно заявила, что никогда не будет ему принадлежать. Бальзак вернулся в Женеву со слезами на глазах, раздосадованный тем, что эта женщина одним словом разорвала сети, в которые, казалось, с удовольствием стремилась попасть. Не признаваясь Зюльме Карро в смертельном разочаровании, он тем не менее сообщает, что его вновь одолевают неприятности и придется отказаться от поездки в Италию: «С момента получения вашего последнего письма я много страдал, невзгоды мои тем сильнее, что причина их кроется в моей исключительной чувствительности художника, готовой пробудиться от любого движения. Прощайте, думайте обо мне, как вы думаете о всех людях, согнувшихся под гнетом работы и многих печалей».

Итак, из-за отказа маркизы Италия потеряла для Оноре всю свою привлекательность, он решает возвратиться во Францию. Объявив женевской полиции, что направляется сразу в Париж, находит пристанище в Булоньере у госпожи де Берни, где надеется на утешение всепрощающей дружбы, рассчитывает забыть перенесенное унижение. И несмотря ни на что, расстался с маркизой де Кастри как хорошо воспитанный человек, продолжая переписку. Даже рассматривал возможность спустя несколько месяцев, несмотря ни на что, присоединиться к ней в Риме. Но настоящую свою горечь и грусть поверяет бумаге: исповедь доктора Бенаси должна стать частью «Сельского доктора». Герой признается, что покинул свет по вине женщины с камнем вместо сердца, лишившей его всяких надежд. «Зачем было называть меня несколько дней своим любимым, если она намеревалась отобрать у меня этот титул, единственный, к которому я стремился всей душой?.. Ведь она все скрепила своим поцелуем, этим сладостным и священным обетом… Воспоминания о поцелуе не стираются вовек… Когда же она лгала? Когда опьяняла меня своим взглядом, шепча имя, которое я дал ей, полюбив… или когда она односторонне порвала договор, налагавший обязательства на наши сердца, договор, в силу которого наши помыслы сливались и мы становились как бы одним существом?.. Вы спросите, как же именно произошла эта страшная катастрофа?.. Да самым обычным образом. Еще накануне я был для нее всем, а наутро – ничем. Накануне голос ее был благозвучен и нежен, взор полон очарования; а наутро голос звучал сурово, взор стал холодным, манеры – сухими; в одну ночь умерла женщина, та, которую я любил». [13]

«Сельский доктор» обошелся без этой жалобы: Бальзак решил, что отношения с маркизой заслуживают лучшего (и более обширного) произведения. Укрывшись под крылышком своей Дилекты, он уже видит новый роман, историю отмщения: честный, благородный человек и кокетка, позабавившаяся его любовью, заставившая страдать. Под именем герцогини де Ланже он накажет презревшую его маркизу де Кастри. Нужно только время, чтобы пережить нанесенное оскорбление, и тогда переживания выльются в шедевр. Но честолюбие его оказалось задето слишком глубоко, рана никак не затягивалась, госпожа де Берни напрасно пыталась вернуть Оноре вкус к работе. «Сельский доктор» был далек от завершения, когда Луи Мам специально приехал за ним в Немур. Бальзак признался, что набросал только названия глав, уверяя тем не менее издателя, что напишет быстро и тот не должен терять веры в него. Мам отнесся к обещаниям скептически.

Госпожа Бальзак, вконец измученная противоречивыми распоряжениями сына, уведомила его, что отказывается далее выполнять порученные ей обязанности интенданта. Молодой художник Огюст Борже, приятель Зюльмы, предложил Оноре переселиться на улицу Кассини, где он мог бы вести домашние дела писателя в его отсутствие. По рукам. Чтобы успокоить мать, которая, как всегда, боялась оказаться однажды без гроша в кармане, Бальзак обещает ей 150 франков в месяц, так можно будет потихоньку разделаться с долгом в 36 000 франков: «Ты можешь рассчитывать на эту регулярную выплату… Отныне я не хочу причинять тебе никакого беспокойства, никаких забот». И опять это только брошенные на ветер обещания, продиктованные абсолютной искренностью намерений.

Зюльма Карро звала его в Ангулем, Эжен Сю – в Париж. Последний весьма цинично описывал свой образ жизни: «Мой дорогой Бальзак, по порядку отвечаю на ваши вопросы. Любовь? – Я содержу молодую особу и забавляюсь тем, что, как я вам уже говорил, заставляю ненавидеть себя и питать к себе отвращение. Она, должно быть, сильно нуждается, раз согласна меня выносить. Одновременно у меня есть женщина из света, о которой я мало забочусь и которая отвечает мне тем же… впрочем, в наши годы… не стоит видеть в любви цель, радость или веру».

Взгляд на любовь как на отношения исключительно физические как нельзя более устраивает Оноре, пребывающего в смятении после истории с маркизой. Видимо, не существует женщина, способная привязаться к нему и телом, и душой. Те, чьи душевные качества он высоко ценит, – госпожа де Берни и Зюльма Карро – вовсе не желанны, вызывающие желание – сейчас это маркиза де Кастри – не способны на большое чувство. Как ни старается бедная Дилекта, удваивая свою нежность, он видит только ее морщины, погасший взгляд и уныло опустившиеся плечи. Она прекрасно отдавала себе в этом отчет и страдала не меньше. Пыталась утешить его и развлечь, а Оноре места себе не находил у пепелища любви, пылавшей когда-то. В конце концов решает ехать в Париж, куда за ним полетят страстные письма госпожи де Берни: «Уж лучше смерть, чем мысли о будущем без любви… Да, дорогой мой, твои живительные лучи пробудили во мне многое, что отныне будет, вероятно, лишним». Она воображает, что в столице его осаждают женщины – красавицы и притом свободные, проклинает собственное бессилие, невозможность быть такой, как они. «Ты запрещаешь мне ревновать, но это равнозначно приказу любить тебя меньше… Знаю, что мне принадлежит твое сердце, знаю, но присутствие рядом с тобой женщин отравляет мне жизнь. Я вижу тебя окруженным ими, и если я говорю, что больше не страдаю, не верь, я лгу тебе, да и себе тоже… Да, я понимаю, что надо кончать с этим и попробовать любить тебя, словно нежный, прекрасный друг».

Сам же Бальзак вдруг понимает, что не в силах проявить интерес к какому-нибудь падшему созданию только ради физической стороны любви. «Я не могу сознательно искать себе утешение, к которому прибегают многие художники, – делится он с Карро. – Ни гризетка, ни содержанка мне не годятся. Утонченная женщина не пойдет навстречу моим желаниям, я же работаю восемнадцать часов в сутки, и странно было бы мне при этом растрачивать себя на глупости, увиваясь за какой-нибудь пустой бабенкой… Еще сильнее я страдаю оттого, что судьба подарила мне душевное счастье во всей его полноте, лишив внешней привлекательности. Она дала мне настоящую любовь, которая должна подойти к концу! Это ужасно… Женитьба дала бы мне возможность передохнуть. Но где найти жену?»