Алексей Федоров - Последняя зима

Обидно фашистам. И не только за горшок обидно. Ведь сами же полотно гранатами исковыряли! И самим же его ремонтировать надо.

А у нас не смех уже, а сплошной хохот! Повеселились мы в тот день и еще раз. Ремонтировали немцы путь старательно и довольно быстро устранили следы гранатометания по горшку. Покончив с этим, дали сигнал поджидавшему на перегоне эшелону: все в порядке, путь открыт... Машинист обрадовался, разогнал паровоз, и эшелон с полного хода подорвался на настоящей мине. А что бывает, когда поезд терпит крушение на большой скорости, никому из вас объяснять не надо. Вы народ грамотный!

ВЫРОДОК

- Рука у него действительно прострелена? - спросил я работника особого отдела Максимова.

- Да... Но левая рука. И притом пуля прошла через самую мякоть. Вряд ли ранят так аккуратно, когда стреляют вдогонку!

- Сам прострелил?

- Ему прострелили. Шагов с двух. Руку обернули мокрой тряпкой, чтобы на теле не было порошинок и следов ожога. Обычное дело!

- Что известно от агентуры?

- Служил у бандеровцев. Но ведь он сам этого не скрывает.

- Важно, на каких ролях служил.

- Это и устанавливаем. Вчера отправил наших людей в Ратное. К Ратненскому району он имел какое-то отношение...

Еще во время рейда соединения на Волынь вражеская разведка начала засылать к нам шпионов. Помню, где-то под Мозырем командир местного партизанского отряда привел ко мне и порекомендовал в качестве хорошего связного некоего Николая Витковского, бывшего бухгалтера немецкой газеты "Мозирцейтунг". Витковский растратил двадцать тысяч рублей, за что угодил в тюрьму, откуда и бежал к партизанам.

Разумеется, растрата денег не могла быть свидетельством его политической благонадежности. Мы занялись проверкой Витковского. Оказалось, что двадцать тысяч он и в самом деле прокутил, из тюрьмы действительно бежал, однако побег ему устроили гестаповцы, завербовавшие бухгалтера-растратчика к себе на службу. Со шпионскими целями Витковский проник сначала в местный партизанский отряд, а затем пытался пробраться и к нам.

Кажется, именно с Витковского наш особый отдел начал на правом берегу Днепра счет разоблаченным вражеским лазутчикам.

За Витковским вскоре последовал Тимофей Шмат, предатель, служивший фашистам уже больше года и подосланный к нам тем же мозырским гестапо. Провалился у нас и опытный вражеский разведчик, музыкант по профессии, Давид Косов, окончивший специальные диверсионные курсы в Житомире.

Когда мы начали действовать в районе Ковеля, вражеских агентов стали засылать главным образом оттуда. Сначала были разоблачены и уничтожены выкормыши ковельского гестапо Петр Костенко, Борис Зиньков; такая же судьба постигла и Катарину Пшагоцкую с Лидией Носовой... А вот теперь контрразведчики соединения ведут работу вокруг ничего пока не подозревающего бывшего бандеровца Ивана Лукьянюка, явившегося к партизанам с простреленной рукой.

Но бывшего ли? Разуверился в националистах, бежал, преследовали, ранили... Часто повторяющаяся и не очень-то убедительная история! Правда, ей сразу же поверили в соседнем партизанском соединении, где приняли перебежчика в один из отрядов. Однако вскоре Лукьянюка, по его просьбе, передали нам. У нас же особисты оказались более въедливыми. Впрочем, пока они не располагали ничем, кроме подозрений. Но ведь, собственно, с подозрений и начинается всякое разоблачение. Только были бы подозрения основательны.

После разговора с Максимовым я подумал, что если Лукьянюк действительно вражеский шпион, то он наверняка не избегнет участи своих предшественников. Немецкая и бандеровская разведки проявляли к нашему соединению постоянный интерес, но сумели добиться очень немногого.

Противник довольно точно знал расположение нашего штаба. У взятых в плен гитлеровских офицеров мы нередко находили карты, на которых район нашей дислокации был помечен подписью "Bandit Fedorov". Но ведь соединение почти в четыре тысячи человек - не иголка, установить, где оно находится, не так сложно, для этого не требуется какого-то особого разведывательного мастерства. А много ли проку немцам от того, что известно наше месторасположение? Попробуй доберись до партизан! Вот осенью они пытались вытеснить нас из междуречья Стохода и Стыри, да поломали зубы.

Знал кое-что противник и о нашем командном составе. В бандеровских газетенках печатались относительно верные биографические сведения обо мне и о других партизанских руководителях. Только моего друга Сидора Артемьевича Ковпака бандеровцы и немцы почему-то упорно называли цыганом, хотя он украинец чистых кровей.

Но опять-таки, что толку врагу от наших биографий?!

А вот секретом новой мины, которой пользовались партизаны, секретом знаменитой МЗД-5 противник не мог овладеть, как ни старался. Конечно, этот секрет мы строжайше охраняли, но, откровенно говоря, разоблачать шпионов нам помогали и бездарные, топорные, самые примитивные методы, которыми они подчас действовали.

Хочу, чтобы читатель меня правильно понял. Я вовсе не отрицаю высокой профессиональной квалификации, больших возможностей немецко-фашистского разведывательного аппарата вообще. Речь идет лишь о ковельских гестапо, СД, службе абвера. Грубо они действовали, очень грубо!

Взять хотя бы недавний случай, связанный с очередной попыткой гитлеровцев овладеть секретом МЗД-5, или, как они ее называли, "чертовой болванки".

Партизанский пост, причем это был один из самых отдаленных передовых постов, задержал двух неизвестных девиц, направлявшихся в лес. Девицы смазливенькие, кокетливые, в городской одежде. Говорят, что убежали от немцев и желают стать партизанками. Девиц препроводили в ближайшее село, где стояли два взвода из отряда-батальона имени Кирова. Здесь ими занялся заместитель командира батальона по разведке Самарченко.

Илья Петрович Самарченко, неторопливый, спокойный, мощного сложения человек, был опытным следователем. Он сразу же обратил внимание на массу нелепиц в той, по-видимому, наспех придуманной истории, которую изложили ему девицы.

Одна из задержанных назвалась ленинградской студенткой Лидией Носовой, а вторая Катариной Пшагоцкой, полькой по национальности, жительницей маленького городка Любомля на Волыни. Обе они якобы эвакуировались в начале войны на восток, но затем оказались в окружении. Однако ведь Любомль стоит почти на границе, и выбраться оттуда смогли лишь немногие. Вряд ли была среди них Пшагоцкая. Если же допустить, что она сумела выехать на восток, то каким образом попала в руки немцев одновременно с Носовой, которая эвакуировалась совсем из другого места, из Ленинграда?

Дальше у девиц опять не сходились концы с концами. Немцы почему-то года полтора возили их с собой, заставляя работать то в госпитале, то в столовой. Обычно оккупанты подсобную рабочую силу для своих тыловых учреждений набирали на месте, а не таскали туда-сюда. К тому же руки у Катарины и Лидии были белые, холеные, каких не бывает у судомоек или санитарок.