Берналь Кастильо - Правдивая история завоевания Новой Испании

Но священник Гевара не унимался; он велел эскривано Вергаре вынуть копию назначения Нарваэса и прочитать ее во всеуслышание. Сандоваль, со своей стороны, запретил чтение каких бы то ни было бумажек. Когда же тот тем не менее принялся читать, он его грозно перебил, пригрозив сотней палок, ибо неизвестно, чей он эскривано, да и эскривано ли вообще, как неясно также, что за бумагу он извлек — подлинную, и достоверную или обманную… Когда же гордый священник воскликнул: «Чего смотреть на изменников! Читай, как велено», — Сандоваль лишь ответил: «Врешь, святоша». Велел всех схватить и немедленно доставить в Мешико. Точно из земли выросли индейцы, и через минуту все шесть молодчиков были аккуратно связаны и перевязаны, взвалены на спины носильщиков и через четыре дня принесены в Мешико; индейцы их несли и днем, и ночью.

Немало пленники дивились быстроте и точности доставки, еще более изумлялись величине и благоустроенности городов по пути. Говорят, иногда они сомневались, во сне или наяву с ними все это происходит.

Кортес был уже извещен о транспортировке парламентеров и при их приближении к Мешико послал навстречу людей с тремя конями и отборной едой; они должны были освободить арестованных и извиниться перед ними. Наконец, Кортес сам выехал им навстречу и мог убедиться в ошеломляющем впечатлении, какое на них произвела громада Мешико.

Но дивиться пришлось им и дальше, не только обилию у нас золота и других драгоценностей, но и величию, а в то же время и товарищеской доступности самого Кортеса. Не прошло и двух дней, как все сии львы рыкающие стали послушнее ягнят; чудо сие свершило доброе обхождение, то есть хорошие обещания и большая толика золотых слитков и драгоценных камней. Возвращаясь в лагерь Нарваэса, все они горели желанием послужить Кортесу, и все их речи сводились к одному: нужно идти не против нас, а соединиться с нами.

Да, Кортес всех видел насквозь и обо всем думал вовремя. К счастью, он командовал столь же зоркими и рассудительными людьми, и всегда в его распоряжении были не только крепкие руки, но и умные головы.

Так, например, было решено, еще до отъезда парламентеров, послать письмо к Нарваэсу с приветствиями и предложением услуг, только бы он не гневался на нас, ибо наша с ним распря сейчас же поведет к повсеместному и общему восстанию индейцев. Надумали мы это письмо не только потому, что нас было слишком мало в сравнении с его силами, но и надеясь на то, что передатчик письма улучит минутку для душевного разговора с солдатами и капитанами Нарваэса, тем более что многие, как нас уверяли священник Гевара и эскривано Вергара, весьма его недолюбливали, и некоторое количество золота весьма решительно поможет определению подлинных симпатий. С письмом поехал наш падре Бартоломе де Ольмедо из Ордена Нашей Сеньоры Милостивой, которому и вручено было очень убедительное количество золота и драгоценностей, а также тайные письма Кортеса к известному уже нам2 секретарю Андресу де Дуэро и к аудитору Лукасу Васкесу де Айльону, нашему доброжелателю с Санто Доминго, тоже с соответствующими приложениями — ювелирными изделиями из золота.

С великим высокомерием Нарваэс принял письмо Кортеса. Он его прочитал при всех, и тотчас посыпались недостойные шутки. Особенно отличался некий Сальватьерра, болтун и трус, несмотря на здоровенное телосложение; в угоду Нарваэсу он договорился до чертиков: нечего толковать с изменниками, не стоит читать и их писем, а взять их всех да перебить, а Кортеса еще поджарить, да разрубить и так далее. Но вот прибыл и священник Гевара со своими спутниками. Его обстоятельные сообщения были иного рода: Кортес — герой и верный слуга императора; государство Мотекусомы велико и обильно, всем там достаточно места, тем более что Кортес готов решить дело миром. Не этого ждал Нарваэс, а свое недовольство он выразил тем, что отдалил от себя своих посланцев. Совершенно иное впечатление зато получилось у сотоварищей Нарваэса: жадно вслушивались они в рассказы о богатстве и привольной жизни Кортесова войска, как там любой солдат играет на чистое золото, как это же золото лежит целыми кучами и тому подобное. Сильнее еще, конечно, действовали слова и подарки падре Ольмедо, и вскоре наиболее видные капитаны и солдаты горели желанием присоединиться к нашему предводителю.

Не молчал и аудитор Лукас Васкес де Айльон, особенно после получения письма от Кортеса и золотого его поклона. Он открыто говорил о вопиющей несправедливости — идти войной против столь заслуженных людей; и, нужно сказать, слова его падали на подготовленную почву, тем более что Нарваэс ни с кем не поделился подарками от Мотекусомы.

Нарваэс заметил растущее недовольство своих капитанов и солдат, и, считая аудитора ответственным за это, он не велел ни ему, ни его людям давать какие-либо припасы. Наконец, подстрекаемый Сальватьеррой и другими креатурами, он отважился арестовать аудитора, посадил его на корабль и отправил на Кубу. Впрочем, туда аудитор не прибыл, ибо не то задарил, не то застращал капитана, и тот высадил его на Санто Доминго, где Королевская Аудьенсия сейчас же энергично вступилась за него, считая обращение с ним оскорблением для себя; дело направлено было в Испанию, но всесильный президент Королевского Совета по делам Индий — епископ Бургоса дон Хуан Родригес де Фонсека, не давал ему ходу, тем более что был тогда уверен в торжестве Нарваэса и гибели Кортеса. Помимо аудитора были и другие жертвы. Некий Гонсало де Обланка, высокоученый, храбрый и весьма знатный, как-то откровенно заявил Нарваэсу, что все мы с Кортесом верные слуги короля, чего нельзя сказать о тех, что арестовывают аудиторов Королевской Аудьенсии. Нарваэс так и загорелся: Гонсало был закован в цепи, и это на него, человека тонкого и чувствительного, так сильно повлияло, что на четвертые сутки он скончался. Еще брошены были в тюрьму и два солдата за то, что «хорошо отозвались» о Кортесе, один из них, Санчо де Барахона, потом стал жителем Гватемалы. Впрочем, неистовство Нарваэса ему немало повредило. Несколько родных и друзей Лукаса Васкеса де Айльона, видя, что за ними особо наблюдают, и опасаясь расправы, оставили Нарваэса и перешли к Сандовалю, который, понятно, принял их с распростертыми объятиями.

Между тем Нарваэс, со всем своим войском, скарбом и артиллерией, двинулся в Семпоалу и в этом большом и многолюдном городе и осел. Перво-наперво он отнял здесь у толстого касика все его запасы хлопчатобумажной ткани, украшений и драгоценностей; затем он захватил всех тех индейских девушек, которые были нам переданы касиком, но которых мы не взяли с собой, так как не хотели их подвергать опасностям военного похода. Касик неоднократно жаловался, что ни Малинче, ни его люди ничего не брали насильно, что они были добрые teules [(божества)], но Нарваэс, Сальватьерра и прочие издевались над ним и над его преклонением пред «каким-то Кортесом».