Берналь Кастильо - Правдивая история завоевания Новой Испании

Послал он, Сандоваль, двух своих солдат, под видом индейцев, в лагерь Нарваэса. Взяли они по корзинке вишен как бы для продажи и благополучно проникли куда нужно. Одним из первых покупателей был горе-герой Сальватьерра, который, кстати, велел им принести корма для его лошади. Те пошли, приволокли охапку травы, и так как дело шло к вечеру, они замешкались и подслушали много разных разговоров, между прочим, довольный возглас Сальватьерры: «Вот что значит прибыть вовремя! У предателя Кортеса накопилось больше 700 000 золотых песо, да у его команды, наверное, столько же. Всем нам суждено стать богатыми людьми!»

Когда же настала ночь, лазутчики тихо подкрались к коню, взнуздали и оседлали его и преспокойно ускакали, так как им удалось овладеть еще и другой лошадью. Конечно, и Сальватьерра, и Нарваэс на следующее утро поняли, что за продавцы их посетили. Беспечность их с тех пор значительно уменьшилась.

Так рассказывал Сандоваль, а Кортес порадовался лихой проделке…

Стянув все свои силы, Кортес решил снова послать к Нарваэсу падре [Бартоломе де Ольмедо] из [Ордена Нашей Сеньоры] Милостивой, человека тонкого и обходительного. С общего согласия составлено было следующее письмо. Сперва шли обычные комплименты, затем уверения, что мы несказанно рады возможности служить со столь прославленным героем Богу и Его Величеству; правда, на предыдущее наше почтительное послание не последовало еще ответа, а ответы его Мотекусоме создали великий мятеж в стране, тем не менее Кортес, которого он, по слухам, произвел в изменники, готов все забыть и предлагает ему выбрать для себя и своего войска любую провинцию; жаль также, что он до сих пор не удосужился предъявить нам, как мы просили, подлинные свои полномочия, а посему мы, дабы выполнить в точности волю Бога и короля нашего сеньора, вновь предлагаем ему в трехдневный срок предъявить нам сей документ с эскривано Его Величества; пришли мы в поселение Панганекиту6 не ради чего-либо иного, а лишь чтобы быть поближе к нему, дабы передача писем и личные встречи могли упроститься; ежели же у него нет государевой бумаги, то мы не препятствуем ему вернуться на Кубу, но с условием, чтоб он не бунтовал индейцев, иначе придется открыть военные действия, захватить его и в цепях отослать в Испанию, как человека, возбудившего, на свой страх и риск, резню между своими; письменное же наше обращение объясняется тем, что никто из королевских эскривано, находящихся у нас, не рискует лично направиться к нему после его расправы с аудитором Лукасом Васкесом де Айльоном; а по сему печальному случаю Кортес, в качестве генерал-капитана и старшего судьи всей Новой Испании, принужден потребовать от него объяснений, ибо расправа с аудитором есть оскорбление Его Величества, как и отнятие имущества у толстого касика и захват знатных индейских девушек тоже являются делами уголовными; и что Бог свидетель всему сказанному.

Письмо это подписал Кортес, капитаны и несколько солдат, среди которых был и я. С падре Ольмедо отправился еще некий Бартоломе де Усагре, родной брат которого служил в артиллерии Нарваэса.

Прибыв в главную квартиру Нарваэса, монах [падре Бартоломе де Ольмедо] из [Ордена Нашей Сеньоры] Милостивой, точно следуя указаниям Кортеса, сделал ряд секретных сообщений целому ряду лиц, среди которых, кроме брата Усагре, был и еще артиллерист, Родриго Мартин; распределил он между ними и золотые слитки. Затем он тщательно переговорил с Андресом де Дуэро, секретарем Веласкеса, а потом уж направился к самому Нарваэсу.

Несмотря на подчеркнутое подобострастие нашего монаха Ольмедо, Нарваэс все же почуял неладное и даже готов был арестовать его. Но Андрес де Дуэро, не только секретарь, но и родственник Диего Веласкеса, весьма любимый всем войском, а посему наиболее независимый, определенно воспротивился этому: арест монаха из [Ордена Нашей Сеньоры] Милостивой всегда может навлечь крупные неприятности; не беда даже, если он попытается кое-кого интриговать; с другой стороны, нужно вспомнить, с каким почетом и сдержкой Кортес обращался с послами Нарваэса; наконец, он сам уже поговорил с монахом Ольмедо и вынес впечатление, что все капитаны Кортеса горят желанием найти примирение с Нарваэсом, да и сам Кортес говорит о нем с исключительной похвалой.

Словом, Андрес де Дуэро сумел переубедить Нарваэса, о чем немедленно и сообщил падре Ольмедо, который вскоре был вызван Нарваэсом и принят с большой учтивостью. Наш монах, тонкий и хитроумный человек, высказал пожелание поговорить с Нарваэсом наедине и открыл ему следующее: «Отлично знаю, что Вы только что помышляли о моем аресте. Напрасно! Сеньор, в собственном лагере навряд ли у Вас есть столь же преданный слуга, как я. Ведь я глубоко убежден, что большинство рыцарей и капитанов Кортеса хотели бы видеть его в Ваших руках, да и вообще думаю, что не избежать нам быть под Вашим водительством. Как раз, чтоб ускорить это, они и заставили Кортеса написать Вам дерзкое письмо, которое мне дали для передачи Вам, но которое я хотел было бросить в реку». Конечно, Нарваэс выразил живейшее желание увидеть письмо. Ольмедо немного для виду поломался, но потом согласился пойти за ним на квартиру. На самом же деле он поспешил к Андресу де Дуэро, прося его сделать так, чтобы как можно больше видных людей присутствовало при прочтении письма. Сальватьерра, разумеется, был среди них.

И вот падре Ольмедо передал письмо Нарваэсу, прося его не слишком уже считаться с тоном этого послания, ибо, при благосклонном отношении к ним, Кортес и его войско охотно ему подчинятся… По требованию присутствующих письмо было прочитано вслух. Нарваэс и Сальватьерра так и сыпали ядовитыми замечаниями; другие просто потешались; но Андрес де Дуэро прикинулся удивленным: как это они, желая примириться с Нарваэсом, пишут такой вздор! Его поддержал старший альгуасил лагеря Нарваэса — капитан Агустин Бермудес и предложил совместно с Андресом де Дуэро, да еще с Сальватьеррой отправиться к самому Кортесу для выяснения всех этих странностей. Сальватьерра наотрез отказался (так и рассчитывал наш падре Ольмедо) посетить «изменника», а Андрес де Дуэро согласился, причем взял с собой также нашего Бартоломе де Усагре, чтоб он не проговорился как-нибудь. Нарваэс дал ряд секретных поручений, между прочим, уговорить Кортеса встретиться с Нарваэсом в одной индейской деревушке, посередке между обоими лагерями, дабы переговорить друг с другом о разграничении провинций.

При первом же точном известии о силах армады, приведенной Нарваэсом, Кортес отрядил одного из наших солдат, долго служившего в Италии, замечательного знатока всякого оружия и ловко орудовавшего пикой, в провинцию Чинантла, где было немало руды. Народ этой провинции, смертельный враг мешиков, недавно вступил с нами в дружбу; особенностью его вооружения были копья, куда длиннее наших испанских, с широким двуострым концом. Теперь Кортес вспомнил об этом и заказал у них 300 таких копий, причем дал посланному образец металлического наконечника, ибо индейцы по своему обычаю применяли и тут кремень. Медная руда, как сказано, была в изобилии на месте, и каждое копье делали с двумя наконечниками, а так как все население, во всех четырех или пяти поселениях этой провинции, принялось за дело, копья быстро были сделаны и удались на диво хорошо. Кроме того, Кортес потребовал от них еще 2 000 человек, вооруженных копьями местного образца, и они должны были прибыть к нам как раз в день праздника Духа Святого1 в поселение Панганекиту; а поскольку посланный солдат Товилья вернулся вместе с заказанными копьями, то привести 2 000 индейцев с их копьями должен был другой наш солдат, Варриентос. Пока же к нам присоединилось 200 индейцев со своими копьями, мы изучили их способы владеть копьем, прибавили к этому приемы итальянские, особенно против действий конницы, и результаты получились отличные.