Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 1, Глубокий рейд)

Белорусский колхозник Григорий Гончаров стоит перед гитлеровским генералом, жилистый, загорелый, придерживая рукой изорванную штанину. На ковре - темное пятно крови. Старик упорно отмалчивается.

Штрумф снял телефонную трубку, приказал отвести старика в гестапо. Потом вызвал командира танковой дивизии полковника Густава Штрумфа. Через две минуты ему доложили, что тот уже выехал к нему для внеочередного доклада чрезвычайной важности.

Когда увели Гончарова, генерал приказал подать кофе. И может быть, первый раз в жизни генерал Штрумф выпил коньяк не из маленькой рюмочки, а из стакана - большим жадным глотком.

ГЛАВА 11

- Ты говоришь: сто тысяч казаков?

- Да, отец.

- Поэтому-то ты и упустил Доватора?.. Сто тысяч - это большая цифра.

Генерал смотрит на сына сквозь сигарный дым, щуря свои выпуклые глаза и морщась, словно сигара была горькой, как хина. Полковник Густав Штрумф стоит перед отцом навытяжку. Он пунктуален в соблюдении субординации. Изящный, корректный, в золотом пенсне, надушенный французскими духами, худощавый, с продолговатым лицом, с прямым носом, полковник совсем не похож на отца.

- Оперировать конницей численностью в сто тысяч на территории, занятой противником, - это, Густав, невозможно. Ты преувеличиваешь! говорит генерал, жестом приглашая сына сесть на диван.

В смежной комнате денщик Вилли прикладывает ухо к стенке. Он вынимает из-под подушки блокнот и торопливо начинает стенографировать разговор отца с сыном. Вилли очень любопытен...

- Небезызвестный вам майор Круфт утверждает, что он расшифровал радиограмму главной Ставки русских. Это будто бы официальный документ! Рукой в перчатке из тонкой коричневой кожи Густав трогает гладко выбритый подбородок. Он взволнован и нетерпеливо постукивает ногой.

Генерал Штрумф снял трубку и вызвал свой штаб. Новых сведений не было.

- Вот видишь, мой начальник штаба ведет разведку. Пока не подтверждается...

- Но батальон, который я направил прочесывать лес, почти полностью истреблен, - прервал Густав.

- Истреблен?! - восклицает Штрумф-старший, хмуря брови. - Почему ж ты послал один батальон?

- Пока я лишился одного батальона. Если б я послал два...

- Но я все-таки не верю этой цифре! - прерывает его генерал. - Если бы у нас в тылу очутилось сто тысяч казаков, нам оставалось бы только одно - бежать туда, где больше войск. Я знаю по той войне, что собой представляют казачьи соединения, когда их укрывает лес...

- Может быть, это и ошибка, - покорно склонив голову, говорит полковник, - но, во всяком случае, их не менее двадцати тысяч, а этого вполне достаточно, чтобы причинить нам крупные неприятности. Двадцать третьего августа в районе Устье, Подвязье, Крестовая уничтожено девять гарнизонов...

- Мне это известно, - снова прерывает его отец.

- Надо принимать меры, - нерешительно говорит сын. Ему не хочется раздражать отца, тем более что у него есть еще одна щекотливая новость, которая совершенно неуместна в этой деловой обстановке. Но так или иначе, ее придется сообщить отцу...

- Я поручаю это тебе, - говорит генерал Штрумф. - Ликвидировать Доватора необходимо в самом срочном порядке. Предупредить население, что за всякую помощь казакам - расстрел, за голову их атамана Доватора - сто тысяч марок. Еще что нужно для проведения этой операции?

- Войска. Я прошу пехоту из группы "Гамбург" и артиллерию из группы "Клоппенбург".

- При всем желании я не могу дать из группы "Гамбург" ни одного солдата. Это отборный резерв, предназначенный для наступления на Москву.

- Но мои танки ведь тоже предназначены для этой цели. Я понимаю, мы не можем откладывать удар на Москву. Русский поход мы закончим до снега, африканский - к весне. Летом мы будем на островах Великобритании, хотя бы у нас в тылу действовало пять Доваторов. Через несколько дней казачий атаман будет в вашей штаб-квартире. У меня есть план.

Генерал искоса взглядывает на Густава. "Не таким хотел бы я видеть моего сына. Он, кажется, тоже намеревается топнуть ногой и сразу прикончить конницу Доватора", - опуская веки, думает генерал.

Вилли наблюдает в щелочку за лицом генерала.

Отец и сын молчат.

Вилли быстро рисует в блокноте сердитого военного с обвислыми щеками, потом пририсовывает длинные усы, как у того казака, который грозил ему из конопли автоматом.

- Если мы быстро не ликвидируем Доватора с его казаками, русские выиграют не один зимний месяц, а гораздо больше. Доватор тормозит наше продвижение на самом главном, на центральном участке фронта... Не пролог ли это контрнаступления? Его можно ожидать. В любой оборонительной войне оно неизбежно.

- Русское контрнаступление? - Густав снисходительно улыбается. - Я ценю и уважаю ваш опыт, папа, но не могу с вами согласиться. Русские армии разбиты на всех фронтах. Немецкие войска у стен Ленинграда. Еще один удар - и мы будем в Москве... Русская армия не возродится никогда!

- В стратегии существует правило: когда армии разбиты, это не значит, что они уничтожены, - строго говорит генерал Штрумф. - Покажи мне свой план уничтожения конницы Доватора.

Густав протягивает ему папку.

- Ты требуешь две дивизии? - просматривая бумаги, спрашивает Штрумф.

- Всего необходимо три дивизии плюс тяжелая артиллерия для обстрела лесного массива в зоне двадцати километров! Бомбардировщики и истребители.

- Хорошо. Я запрошу ставку. Необходимо уточнить данные разведки.

- К двадцати четырем часам вы получите точные сведения. Мы перехватили кое-какие радиограммы. Они интересны... У меня еще... - Но, видя, что отец углубился в бумаги и его не слушает, Густав умолкает.

- Мы сейчас будем обедать... - Штрумф смотрит на сына. - Ты еще что-то хочешь мне сказать, Густав?

- Да, папа. Я приехал не один. Со мной Хильда.

- Как очутилась здесь твоя жена?

- Ты прости, папа... Каприз влюбленной женщины. Случайным самолетом прилетела из Варшавского воеводства. Она осматривала наше имение.

- Влюбленная женщина прежде всего должна рожать детей, а не капризничать. - По лицу генерала пробежала слабая улыбка. - Ты разрешил ей приехать?

- Нет, она не могла предупредить меня...

- Разве в компетенцию Хильды входит осмотр имений?

Он не признавал вмешательства женщин в мужские дела. Находясь на фронте, Штрумф лично руководил своими громадными сельскохозяйственными имениями в Германии, Пруссии, Польше и Чехословакии. Ежемесячно на специальных самолетах к нему прилетали с отчетами доверенные лица, управляющие, агенты колбасных и консервных предприятий.

- Где ты ее оставил?

- Она в машине.

- Проси Хильду сюда...

Войдя в подземную резиденцию командующего, Хильда подошла к свекру, обняла его за шею, поцеловала в щеку. Это была крупная, откормленная женщина. Ее покатые плечи светились нежно-белой кожей сквозь платье синего шелка.