Джон Литтлпейдж - В поисках советского золота

Но, хотя рудники и обогатительные фабрики быстро развивались, разведочные работы постоянно отставали. Юные студенты-геологи не смогли открыть новые золотоносные участки и месторождения. Планы развития доступных месторождений были готовы, нам требовались новые участки для эксплуатации, чтобы расширяться с желаемой скоростью. Встала проблема. Ее сообщили в коммунистический главный штаб в Москве, как и все проблемы национального масштаба.

Однако вряд ли можно считать, будто старатели стали «общественными элементами» к 1933 году, больше, чем в 1929 году. С другой стороны, за эти пять лет стало очевидно, что старатели нужны, возможно, абсолютно необходимы, для дальнейшего расширения советской золотодобывающей промышленности. Коммунистический главный штаб, таким образом, стал перед альтернативой: восстановить старателей и обеспечить большую добычу золота в кратчайшие сроки, или придерживаться прежних планов и продолжать считать их вне закона, потому что это «антиобщественные элементы»?

Тогда говорили, что решение возобновить старательство было достигнуто лишь после затянувшихся двухмесячных споров, вызвавших немалое ожесточение.

По слухам, сам Сталин и другой грузин, Орджоникидзе, нарком тяжелой промышленности, провели решение в пользу старателей.

Мы знаем из книги Серебровского, что Сталина интересовали возможности советской золотой лихорадки, похожей на калифорнийскую золотую лихорадку 1849 года, не только из-за самого золота, но и колонизации громадных открытых пространств советской страны. Нет причин полагать, что взгляды Сталина к 1933 году резко изменились; он временно отклонился от первоначальной цели, но теперь был готов пустить в действие план советской золотой лихорадки. Когда вопрос был решен, а проект готов для реализации, трест «Главзолото» вновь получил независимый статус под руководством Серебровского.

Для начала мне поручили осмотреть некоторые рудники, где работа шла не так хорошо, как ожидалось. Я провел лето 1933 года в Саянских горах, в западной Сибири, где были оборудованы хорошие рудники с цианированием. Выработка в том районе была не совсем удовлетворительной, но не по таким серьезным причинам, как на уральских медных рудниках. Упростив систему добычи и настояв на лучшем обслуживании техники, мы за очень короткий срок получили превосходные результаты.

Самое главное, что при работе с нашими людьми я мог быть уверен: все будет продолжаться, после того как я уеду и оставлю их одних. Серебровский, сам инженер, подбирал штат управляющих с большим вниманием к их технической подготовке, чем некоторые другие большевистские высшие чиновники. Очевидно, он и в людях лучше разбирался; количество вредителей в золотодобывающей промышленности всегда было неизмеримо меньше, чем в других отраслях.

Существовала громадная разница в общем настрое среди управляющих и рабочих, на золотых рудниках и медных, свинцовых, цинковых рудниках, где я побывал с 1930 года. У меня сердце радовалось, когда я вновь оказался среди моих золотых людей.

К тому времени я пребывал в России практически все время существования треста «Главзолото» — пять лет. Знание русского языка у меня уже было достаточное для всех практических целей, и мне давали разнообразные поручения, так что я досконально изучил всю организацию и работу советской промышленности. Серебровский решил присвоить мне должность главного инспектора производства в тресте. В этом качестве я должен был посещать все рудники, которые требовалось осматривать и определять, что именно плохо, затем рекомендовать способы улучшения. Немного позднее название должности изменилось, я стал заместителем главного инженера треста «Главзолото» по производству. Работа состояла в отыскании неисправностей на всех рудниках СССР.

Поздним летом 1933 года я второй раз посетил озеро Байкал, взяв с собой жену, и мы провели там всю зиму. В тех краях зимы настоящие, с постоянным риском отморозить нос и щеки, если выходить из дома в самую холодную погоду, и проблемы горных работ зимой серьезные. Но мы привыкли к холоду на Аляске, и умели принимать меры предосторожности, так что ужились там неплохо.

Первый раз я был в Иркутске осенью 1930 года, и улучшения, которые произошли за три года, произвели на меня большое впечатление.

Золотоносные участки вокруг Байкала оказались богатейшими в Советском Союзе, может быть, в мире. Особенно одно месторождение, открытое только в 1928 году, находится среди мировых лидеров. Оно было на сто процентов механизировано, и оборудовано двумя большими установками цианирования, не хуже каких угодно рудников Соединенных Штатов, вместе с Аляской. Электричество подается с большой современной паротурбинной установки.

Окрестности озера Байкал также были центром золотодобычи при царском правительстве, и на рудниках работали каторжники, включая политических ссыльных. Но открытие новых месторождений, начиная с 1928 года, обусловило важность этих рудников, большую, чем до революции, и управляющие «Главзолота» особенно гордятся, и справедливо гордятся, современным городком, построенным в этом районе. Он совершенно новый, на его месте не было даже деревни. Теперь там хороший театр, кирпичные школы в достаточном для всех детей количестве, и отличный спортивный стадион.

Когда я прибыл в такой многообещающий центр, в 1933 году, производство отставало от графика, главным образом потому, что затянулась подготовка и вскрытие месторождения. Мы ускорили эту работу, при искреннем сотрудничестве всех заинтересованных лиц, и к концу года нам удалось выжать ожидаемое от нас количество, плюс дополнительный 1 процент сверху.

Чтобы отпраздновать победу, русские инженеры организовали банкет в доме одного из них. Предыдущие два или три года здесь был серьезный дефицит продуктов, как по всей России, и даже инженерам и управляющим пришлось подтянуть ремни. Но теперь дефицит исчез, и люди ели от души, под настроение.

По такому-то случаю — точно. Присутствовало двадцать пять человек — инженеры с женами, и женщины постарались, чтобы никто не ушел голодным. Они не только приготовили множество салатов, мясных блюд и пирогов, но сделали около трех тысяч пельменей (русский эквивалент итальянских равиоли). Ожидалось, что каждый из нас расправится со ста двадцатью штуками. Разумеется, мы и выпили, чтоб селедке было где плавать, как русские говорят. Мы ели, танцевали, пели песни, рассказывали байки до шести утра, когда некоторым инженерам пора было на работу.

Кстати, русские пельмени — лучшая еда, какую только можно придумать для холодной страны, где у каждого есть самовар. Тесто тонко раскатывают, режут на подходящие по размеру и форме кусочки и сворачивают вокруг специально приготовленного мясного фарша. Затем пельмени замораживают и, путешествуя по стране, человек берет с собой мешок пельменей и незаменимый самовар. При любой погоде самовар закипает за десять минут, затем внутрь бросают нужное количество пельменей, и через три-четыре минуты готово горячее блюдо. Из воды, в которой варят пельмени, получается неплохой бульон.