Владимир Орлов - Двойной агент. Записки русского контрразведчика

Прошло несколько недель, в течение которых я часто встречался со Шпеером. Он убеждал меня тоже покончить с сомнениями, возвращаться на родину. А однажды он сказал мне, что он уже был в посольстве и ему разрешают вернуться на родину, в Киев, и сообщил, что он говорил обо мне в посольстве и меня там примут.

На другой день я пошел с ним в советское посольство, где, к моему удивлению, меня принял не рядовой сотрудник посольства, а сам советник посольства Кобецкий. Из этого я понял, что Шпеер, очевидно, подробно рассказал обо мне, о моих связях и поэтому ему было поручено привести меня.

Кобецкий принял меня очень любезно, внимательно выслушал, но на мою просьбу отправить меня на родину с первой же группой возвращенцев ответил, что мне будет дано разрешение вернуться на родину при определенных условиях, а пока предложил тут же в его кабинете подробно написать о себе, об антисоветской деятельности и о моих связях и знакомствах в Варшаве.

Писал я часа три. Написал много, ничего не утаивая, не щадя себя. Кобецкий предложил мне зайти через несколько дней.

Через несколько дней я пришел в посольство без Шпеера и снова был принят Кобецким. На этой встрече присутствовал еще один товарищ. Мне предложили подробно написать о савинковской организации в Варшаве, о ее взаимоотношениях с французской миссией и 2-м отделе польского генштаба, об их агентурной сети в пограничной полосе, в районе Сарн, Ровно, о деятельности эсера Кароля Вензьягольского, о представителе Краснова генерале Дьячкове, о полковнике Самсонове, то есть обо всем, что я тогда знал.

Просидел несколько часов в посольстве, написал исчерпывающую информацию. Закончив ее, спросил, как решен вопрос о моем возвращении на родину. Мне сказали, что я много знаю, у меня большие связи и знакомства и я кажусь им подходящим человеком для нужней и ответственной работы. Прежде чем вернуться на родину, я должен поработать, заслужить право на возвращение и таким образом искупить свою вину перед Советским правительством. Я посчитал это условие вполне закономерным и согласился.

Вот так я начал в 1922 году свое сотрудничество с советской разведкой за границей. Мне было предложено собирать информацию о деятельности савинковцев и других активных белоэмигрантских группировках в панской Польше.

Савинковская организация в это время находилась в состоянии полного разброда. Сам «вождь» Борис Савинков уединился и не проявлял никакой активности. Виктор Савинков и Перхуров, Португалов и другие еще рвались к борьбе, вернее сказать, к польским и французским субсидиям. Этим разбродом среди савинковцев старались воспользоваться другие белоэмигрантские группировки, чтобы вытеснить савинковцев и стать на их место у кормушки.

Этого же добивались деникинский генерал Бредов, представитель атамана Краснова генерал Дьячков, небезызвестный командир волчьей сотни есаул Яковлев, остатки антоновцев, перешедшие в Польшу после разгрома мятежа.

Мои взаимоотношения с савинковцами были испорчены, поэтому я решил закрепить отношения с красновскими представителями — генералом Дьячковым и полковником Самсоновым. Через них я и начал собирать информацию. Получаемую информацию я передавал на назначаемых встречах.

Примерно через месяц генерала Дьячкова в его попытках вытеснить савинковцев постигла неудача, и поляки выслали его в Данциг (бывший тогда самостоятельным «вольным городом»). В связи с этим мои возможности получения информации ухудшились. Кроме того, Перхуров натравил на меня польскую дефензиву, и я почувствовал наблюдение за собой. Я доложил об этом, и было решено, что мне надо вслед за генералом Дьячковым ехать в Данциг и там собирать информацию о деятельности генерала Глазенапа, его агентах в Латвии и Литве и, конечно, о генерале Дьячкове.

Однако выехать сразу мне не удалось. Мои посещения советского посольства были выслежены агентами дефензивы, и я был арестован. Допрашивал меня сам начальник дефензивы Спарский. На допросе я заявил, что ходил в посольство по заданию генерала Дьячкова Меня несколько раз били крепко, как это было принято в польской дефензиве, но я твердо стоял на своем. Тогда Спарский заявил, что меня отправят в Данциг к Дьячкову.

Под конвоем двух жандармов я был выслан в Данциг, что меня, конечно, устраивало. Прибыв в Данциг, я явился к генералу Дьячкову и рассказал ему, что меня, как его приближенного, по интригам савинковцев тоже выслали в Данциг, что и было принято этим неумным казачьим генералом за чистую монету.

Генерал Дьячков познакомил меня с генералом Глазенапом, и я начал собирать сведения о его деятельности, его связях. Прошло около двух месяцев, мне удалось собрать интересный материал, а связного все не было. Я не знал, что делать: в Польшу дорога была закрыта, представительства СССР в Данциге не было, генерал Дьячков уехал в Париж, деньги у меня кончались… Поэтому решил нелегально, через польский коридор перебраться в Германию и в Берлине связаться с советским посольством. Собранные материалы я решил уничтожить, так как опасался, что при нелегальном переходе польского коридора и немецкой границы могу быть задержан.

Благополучно перебравшись в Германию, я добрался до Берлина и после устройства пошел в советское представительство и попросил отправить меня в Советский Союз. После продолжительной беседы мой собеседник заявил, что мое сообщение нужно проверить в Москве, и предложил мне зайти через несколько недель, а пока ознакомиться и постараться войти в активные белоэмигрантские группировки в Берлине.

Прошло около месяца, пока меня снова принял знакомый мне товарищ Бронск. За это время я постарался завести знакомства с эмигрантскими кругами в Берлине. Он заявил мне, что возвращаться в Советский Союз рано и я должен продолжать работать на советскую разведку. После этого меня Бронск познакомил с другим товарищем (Бобровым), с которым я должен был держать связь.

Передо мной была поставлена задача проникнуть в руководящие центры активных белоэмигрантских группировок, выяснить их возможные связи в Советском Союзе, их отношения с иностранными разведками и политическими организациями. Задача была трудная. Для эмигрантских кругов и их вожаков я был неизвестной личностью, в Берлине я никого не знал и меня никто не знал, и мне стоило немалых трудов и времени, чтобы закрепиться в какой-либо группировке.

Месяца через два я познакомился с бывшим офицером царского флота Павловым. В прошлом аристократ, он имел тесные связи и политическую и материальную поддержку со стороны крайне правых членов прусского ландтага — графа Ревентлова, Кубе и Вулле (в дальнейшем крупных деятелей гитлеровской партии националистов).