Вадим Туманов - Всё потерять – и вновь начать с мечты...

И еще история, каких случалось много на Колыме… Выпускницу Иркутского политехнического института Нелю Нигматуллину направили геологом на прииск «Горный». Приехала, красивая, модно одетая. Глядя на нее, я часто думал: «Ну зачем женщинам такой нелегкий труд?» Какой-то идиот не нашел ничего лучшего, как определить ее на участок Мякит. Можно представить это милое создание в кругу колымских горняков, опробщиков – рабочих, что берут пробы золота. Один из опробщиков, родом из Средней Азии, с черными от чифира зубами, слушает Нелю, пытающуюся растолковать ему, где нужно брать пробы. Он отказывается, она повторяет задание. Когда, не выдержав, она предупреждает, что напишет на него рапорт, опробщик смотрит на нее в упор и цедит сквозь зубы: «Маленький комсомольский билять, сукэ». Не знаю, чем бы их разговор закончился, если бы я не оказался рядом. Потом, успокаивая девушку, я говорил ей: «Какая тварь отправила тебя на этот участок? И вообще – зачем ты училась на геолога?!» Вскоре она покинула Мякит и, как я слышал, вышла замуж.

Должен сказать, что лагерный жаргон не «прилип» ко мне, я никогда не употреблял его сам и не переносил, когда кто-нибудь говорил на нем. Одно лишь слово – «сука» – очень часто слетало с языка.

Был уже 1957 год. Мне позвонили с прииска – у нас провалился в реку бульдозер. Римма лежала на диване, и, отложив в сторону книгу, слушала мой разговор. Когда я закончил говорить и стоял, думая, что мне нужно предпринимать, она вдруг сказала: «Вадим, сука бульдозер, да?» Мы рассмеялись.

Скоро я перестал произносить это слово.

Через много лет оно вернется. «Сука», «беспредел», «козел» – когда-то самые омерзительные лагерные слова – станут в России повседневными, их будут произносить с экрана телевизора политики, актрисы.

У меня в жизни достаточно эпизодов, которые надо пережить и обдумать. Один из них связан с геологом Борисом Яцкевичем – когда-то мы вместе работали в Республике Коми. Многие наши ребята помогали ему, а с Сережей Зиминым они были друзьями. Мы знакомили Бориса с московскими коллегами, занимавшими важные посты, приезжавшими к нам в кооператив, и радовались тому, что они оценили нашего товарища, забрали в столицу, и там он быстро вырос до заместителя министра, а потом министра геологии России.

Работая в министерстве, он никогда ни в чем не отказывал нашему коллективу, но не было случая, когда бы он что-то реально сделал. Все наши варианты освоения новых месторождений, нами проработанные и переданные непосредственно министерству, почему-то очень скоро оказывались в распоряжении других людей, о которых мы никогда не слышали и которые выдавали их за собственные проекты. Месторождения бокситов, золота, алмазов, марганца и многие другие были известны не нам одним, ни у кого не было монополии на проработку вариантов. А если мы это делали раньше других, часто лучше других, то это не повод уличать в чем-то нехорошем тех, кто позднее брался эти варианты осуществить как собственные.

Тем не менее, когда у Бориса Яцкевича, в то время заместителя министра, было пятидесятилетие и он множество раз пытался дозвониться до меня, я попросил своего помощника нас не соединять – идти к нему мне не хотелось… Но он, понимая, что я в кабинете, просил Демидова:

– Саша, я знаю, Вадим Иванович рядом, пусть он возьмет трубку!

Я подошел к телефону:

– Боря, я хочу тебя поблагодарить за приглашение. Хочу пожелать тебе всего самого хорошего. Но ты знаешь, что между нами пробежала кошка, я к тебе не приду.

Он ответил:

– Вадим, то, что ты думаешь, это все неправда. Я всегда к тебе относился хорошо и считаю тебя своим учителем. Я многому научился у тебя и твоих ребят. Ты знаешь, я только что выписался из больницы, и мне будет очень неприятно, если я не увижу тебя среди близких мне людей.

Я пришел. Приветствовать именинника собрались больше сотни видных российских геологов, бывшие и нынешние министры, известные политики. Я увидел Гайдара, Лобова… Мне радостно было встретить своих старых друзей-северян, с которым знаком больше четверти века – Руслана Бестолова, Виктора Таракановского… Мы сидели за столом, тихо говорили между собой, и вдруг я слышу, как кто-то просит, чтобы я выступил. Я не готовился к этому и не имел такого желания, но деваться было некуда.

– Боря, – сказал я, – наше двадцатилетнее знакомство дает мне право называть тебя просто по имени. О тебе сегодня много говорили, даже не знаю, что добавить. Ты действительно интересный человек, с которым можно говорить не только о геологии, но и о многом другом. Я хочу предложить тост за прекрасных геологов, которые сегодня здесь собрались и которых я тоже много лет знаю. Они нашли для нашей страны, разведали, подсчитали и передали государству богатства стоимостью тридцать триллионов долларов. И рядом с ними, за нашим столом, сидят другие люди: имея в кармане эти богатства, как ценные бумаги или как деньги, они все развалили, сделали страну нищей, а миллионы людей голодными…

От грома аплодисментов на столах зазвенела посуда. Именинник подошел ко мне с бокалом.

– Говорил же, не следовало меня приглашать, – сказал я. Он, протянул бокал:

– Все нормально…

Вскоре Борис Яцкевич стал министром геологии России. Именно в этой должности я увидел в нем другого человека. У меня в кабинете сидели Сергей Зимин, Сергей Панчехин и министр геологии Республики Коми, который рассказал, что происходило с нашими проектами. При них я набрал телефон Яцкевича.

– Борис, это Туманов…

– Рад тебя слышать!

– Боюсь, что я тебя не обрадую. Сегодня я узнал, как ты поступил с нами, и поэтому хочу тебе сказать – ты меня хорошо слышишь, да? – хочу сказать, что я многое знал, о многом догадывался, но никогда не думал, что ты такая редкая…

Я ему высказал столько всего, что у него в памяти останется, думаю, на всю жизнь.

Смотрю на карту России. В какой-то степени это карта исхоженных мною дорог. И вновь испытываю чувство горечи. У нас до сих пор нет защищающей национальные интересы комплексной программы, которая охватывала бы всю проблему – от научного задела до эксплуатации и потребления в перспективе, увязывала бы ее с новыми технологиями поиска, добычи, переработки сырья.

И когда я перечитываю действующий у нас Закон «О недрах», не могу отделаться от мысли, что его составителей волновали не проблемы безопасности государства и обеспечения благосостояния населения, которому повезло родиться в стране с такими неслыханными ресурсами. И не естественная их ограниченность (невоспроизводимость), требующая повышенной деликатности. Нет, наши власти первым делом волнует, как распределять недра, кому выдавать лицензии, как передавать залежи в различные виды пользования. Под видом тендеров бойко идет скрытая от общественности, хорошо спланированная, наглая торговля правами на принадлежащие всему народу месторождения, которые, не выдав ни грамма сырья, стали предметом многократных перепродаж. Даже геологи вынуждены заниматься не столько поиском и подготовкой минеральных ресурсов, надежно обеспечивающих страну сырьем, сколько участием в лицензировании недр…