А. Львович-Кострица - Михаил Ломоносов. Его жизнь, научная, литературная и общественная деятельность

В 1750 году в первом томе “Новых комментариев” были напечатаны четыре его сочинения. Вот их заглавия: 1) “Размышление о причине теплоты и холода”; 2) “Опыт теории упругой силы воздуха” и “Дополнения к размышлениям об упругости воздуха”; 3) “Рассуждение о действии химических растворяющих средств” и 4) “О вольном движении воздуха, в рудниках примеченном”.

Все эти диссертации, за исключением последней, были представлены Ломоносовым на суд академического собрания. За эти работы Ломоносов признан был достойным звания профессора. Тогда Шумахер, с какою-то тайною целью, послал эти сочинения к Эйлеру и просил дать о них свой отзыв.

Вот ответ гениального ученого: “Все сии диссертации не токмо хороши, но и весьма превосходны, ибо он пишет о материях физических и химических весьма нужных, которые поныне не знали и истолковать не могли самые остроумные люди, что он учинил с таким успехом, что я совершенно уверен о справедливости его изъяснений”. (Перевод самого Ломоносова).

Странно, что все эти диссертации, так понравившиеся главе всей европейской науки того времени, прошли почти незамеченными в ученом мире, когда появились в наших “Комментариях”.

Практический характер работ в химической лаборатории. – Разноцветные стекла. – Разнообразные занятия. – Ломоносов подносит государыне мозаичный образ. – Требование учеников для обучения мозаичному искусству. – “Всенижайшее предложение об учреждении здесь мозаичного дела”. – Портрет Петра Великого. – Просьба в Сенат о пособии для устройства стеклянной фабрики. – Удача. – “Письмо о пользе стекла”. – Поездка в Москву. – Столкновение с Шумахером. – Получение паспорта. – Высочайшее именное повеление. – “Надпись на оказание высочайшей милости Ее Величества, 1753 года”. – Крупный заказ. – “Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих”. – Смерть Рихмана. – Письмо к И. Шувалову. – Отзывы об этом “Слове” профессоров Любимова и Спасского. – Отношение к той же работе сотоварищей Ломоносова, – Отзыв Эйлера. – Старания иноземцев-академиков повредить славе Ломоносова. – Заграничные сатиры на нашего ученого. – Мнение Эйлера. – Бестактность Ломоносова. – Две литературные партии. – И. Шувалов стравливает Ломоносова с Сумароковым для своей потехи. – Отношение нашего поэта к “сильным мира сего”

В первый же год существования химической лаборатории при Академии Ломоносов придал своим работам по химии практический характер. На это не следует смотреть только как на свидетельство того, что светлый, могучий и пытливый ум нашего ученого, постоянно стремившегося к широким научным обобщениям, не чужд был и практического направления. Мы уже упоминали, что современное Ломоносову общество вследствие низкого уровня своего образования признавало за наукой действительно серьезные заслуги только тогда, когда научные открытия имели непосредственное отношение к повседневной жизни и облегчали выполнение тех или других практических задач. Наш академик был страстный поклонник наук, постоянно хлопотал о процветании и распространении их в России и отлично понимал, насколько важно убедить окружающее его общество в пользе, приносимой научными истинами. Ломоносов торжествовал каждый раз, когда ему удавалось сделать что-нибудь в этом направлении.

Уже в январскую треть 1749 года он приступил к опытам, “до крашения стекол надлежащим”. С тех пор работы по изысканию способов приготовления красок для стекол, затем берлинской лазури, бакана венецейского и так далее не прекращались в течение нескольких лет подряд.

Как видно из собственных докладов Ломоносова, работы его по приготовлению разноцветных стекол в 1750 и 1751 годах шли весьма успешно, хотя в то же время ему приходилось заниматься рассмотрением и исправлением переводов, сочинением стихотворных надписей на иллюминации, подготовительными работами по истории, составлением новой теории цветов, сочинением по приказанию императрицы двух трагедий: “Тамира и Селим” и “Демофонт”, – которые, впрочем, не имели никакого успеха, изобретением новых физических инструментов и производством многочисленных физических и химических опытов; тогда же он начал составлять новую грамматику, сочинил “начало третьей книги красноречия о стихотворстве вообще”, читал лекции по химии, давал уроки студенту Поповскому и И. Шувалову, составлял с Кондратовичем словарь, работал в “С.-Петербургских ведомостях”, спорил с Мюллером и т. д. и т. д. Нельзя не удивляться многочисленности и разнообразию всех этих занятий, так ярко показывающих поразительное богатство его способностей. Невольно припоминаются здесь слова Пушкина: “Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник”.

Однако вернемся к химической лаборатории.

В августе 1751 года Ломоносов уже решился представить императрице, через графа Воронцова, пробы мозаичных составов. Ученый пользовался удобным случаем и просил своего покровителя Шувалова похлопотать за него, чтобы ему удобнее и свободнее было “производить в действие” его “в науках предприятия”. Вероятнее всего, что представленные государыне пробы мозаики произвели на нее благоприятное впечатление: вскоре после этого Ломоносов занялся составлением мозаичного образа, который он окончил к сентябрю 1752 года и 4-го числа того же месяца поднес императрице. Образ, по словам нашего ученого, “составлен… с оригинала славного римского живописца Солимена; всех составных кусков поставлено больше четырех тысяч, все его руками; а для изобретения составов делано 2184 опыта в стеклянной печи”.

Первый опыт вышел весьма удачным. 24 сентября 1752 года Ломоносов просил академическую канцелярию дать ему учеников для обучения мозаичному делу, “ибо он, изобрев к сему делу все способы, и показать может довольно, но сам всегда в том не может упражняться, желая служить отечеству другими знаниями и науками”. Канцелярия не замедлила распорядиться о прикомандировании к нашему ученому двух учеников “из ведомства мастера Гриммеля”, а именно Васильева и Мельникова. Но Ломоносову этого было уже мало, и 25 сентября 1752 года он подал “всенижайшее предложение об учреждении здесь мозаичного дела”. В этом предложении наш академик убедительно объяснял, что изобретенные им мозаичные составы нисколько не уступают римским, что из них можно набирать образа и портреты и что для учреждения мозаичного дела следует направить шесть учеников к нему в обучение, выделить особый дом из числа конфискованных правительством, а на содержание всего заведения отпускать ежегодно 3710 рублей. Ломоносов уверял далее, что если будут изготовляться “на продажу мозаичные столы, кабинеты, зеркальные рамы, шкатули, табакерки и другие домашние уборы и галантереи, то будут сии заводы сами себя окупать и со временем приносить прибыль… Сие все имеет служить к постоянному украшению церквей и других знатных зданий, а особливо к славе Ее Императорского Величества”.