Михаил Филиппов - Блез Паскаль. Его жизнь, научная и философская деятельность

В конце концов, что такое человек? Мы не знаем, ни что такое тело, ни что такое дух; еще менее мы знаем, каким образом дух может сочетаться с телом. Что же такое человек – этот судья всех вещей, глупый земной червь, сосуд истины, клоака заблуждений, слава и позор вселенной? Ни ангел, ни животное… Вся жизнь, вся философия зависят от вопроса: смертна ли наша душа или бессмертна? “Можно, – говорит Паскаль, – не развивать систему Коперника, но вопрос о бессмертии души непременно должен быть решен в том или другом смысле”. А между тем есть философы, строящие свои системы совершенно независимо от этого вопроса. Поразительно, говорит Паскаль, до чего доходит равнодушие многих людей в этом случае. “Мы подобны путешественникам на пустынном острове или же обремененным цепями преступникам, которые ежедневно с полным равнодушием смотрят на то, как убивают одного из их товарищей, зная, что придет и их черед. Что подумать о приговоренном к смерти, который, располагая лишь часом для подачи просьбы о помиловании и зная, что он наверное может добиться помилования, проведет этот час за игрою в пикет? Вот наш портрет. Кто может вывести нас из этого хаоса? Ни скептики, ни философы, ни догматики ничего не могли сделать. Скептик не может сомневаться во всем, например, когда его колют или обжигают; наконец, он не может сомневаться в своем сомнении. Догматик строит башню до небес, но она обрушивается, и под ногами разверзается бездна. Разум, стало быть, бессилен. Только сердце, только вера и любовь могут вывести нас из этой пучины”.

Такова, в общих чертах, красноречивая аргументация Паскаля, приведшая его от скептицизма к вере.

Здесь не место разбирать учение Паскаля. Достаточно заметить, что все те проявления любви к ближнему, о которых говорит Паскаль, нимало не противоречат велениям разума и нисколько не исключают разума. Нет никакой необходимости последовать совету Паскаля и “поглупеть”, подвергнув себя рекомендуемой им дисциплине, для того чтобы иметь возможность быть честным, правдивым, искренним и благотворительным. Напротив того, разум дает более правильное применение высоким нравственным качествам. Если даже вслед за Паскалем признать бессилие разума и считать нашу умственную деятельность столь же автоматичною, как передвижение колес в арифметической машине Паскаля, то и это нимало не служит доказательством несовместимости разума с моральною стороною христианского учения. Что же касается той стороны, которая так привлекла Паскаля особенно со времени уверования им в чудо “святого терния”, то именно о ней следует сказать, что она связана с вопросами нравственности лишь случайным и внешним образом: поэтому можно быть весьма различных мнений по этого рода вопросам и держаться совершенно одинаковых взглядов относительно человеческой морали.

За Паскалем история философии должна, однако, признать ту заслугу, что он поставил вопросы прямее, искреннее и талантливее, чем большинство писавших в том же духе; что у него слово не расходилось с делом и вся его жизнь была точным воплощением его идей. Если у него были слабости и заблуждения, то он искупил их годами тяжелых нравственных и физических страданий. Беспощадный обличитель иезуитского лицемерия и фарисейства, он одним этим заслужил место в истории человеческого развития, не говоря уже о его гениальных научных трудах.

Лучшие издания сочинений Паскаля: Bossut и Charpentier.

Из старинных авторов писали о Паскале: Лейбниц (во многих мелких сочинениях и письмах), Кондорсе (Eloge de Pascal), Вольтер (Remarques sur les Pensйes de Pascal), Шатобриан (Gйnie du Christianisme, III) и многие другие.

Cousin. Des Pensйes de Pascal, 1843. Jacqueline Pascal, 1845.

Demoulin. Eloge de Pascal, 1842.

Faugиre. Eloge de Pascal, 1842.

Vinet. Etudes sur Pascal, 1844–1847.

Maynard, abbй. Pascal, 1850. 2 col.

Sainte Beuve. Port-Royal. Весьма важное сочинение, характеризующее не только Паскаля, но всю его эпоху.

Havet. Etudes sur les Pensйes de Pascal, 1852.

Nourrisson. Pascal physicien et philosophe, 1888.

Немецкие и английские сочинения о Паскале не имеют самостоятельного значения, а в русской литературе Паскалю не посвящено ни одного сколько-нибудь важного исследования или даже обширной журнальной статьи.

Ни одна страсть не удерживает людей так долго в своей власти, не скрывает от них так прочно, иногда до самого конца, тщету временной мирской жизни и ни одна не отдаляет так людей от понимания смысла человеческой жизни и ее истинного блага, как страсть славы людской, в какой бы форме она ни проявлялась: мелочного тщеславия, честолюбия, славолюбия.

Всякая похоть носит в себе свое наказание, и страдания, которые сопутствуют ее удовлетворению, обличают ее ничтожество. Кроме того, всякая похоть ослабевает с годами, славолюбие же с годами все больше и больше разгорается. Главное же то, что забота о славе людской всегда соединяется с мыслью о служении людям, и человеку легко обманываться, когда он ищет одобрения людей, что он живет не для себя, а для блага тех людей, одобрения которых он добивается. И потому это самая коварная и опасная страсть и труднее всех других искореняемая. Освобождаются от этой страсти только люди с большими душевными силами.

Большие душевные силы дают этим людям возможность быстро достигнуть большей славы, и эти же душевные силы дают им возможность увидать ничтожество ее.

Таким человеком был Паскаль. Таким же был близкий нам русский человек Гоголь (я по Гоголю, думаю, понял Паскаля). И тот и другой, хотя с совсем различными свойствами и с совершенно различным складом и размером ума, пережили одно и то же. Оба очень скоро достигли той славы, которой страстно желали; и оба, достигнув ее, тотчас же поняли всю тщету того, что казалось им самым высоким, самым драгоценным в мире благом, и оба ужаснулись тому соблазну, во власти которого находились. Они все силы души положили на то, чтобы показать людям весь ужас того заблуждения, из которого они только что вышли, и чем сильнее было разочарование, тем настоятельнее представлялась им необходимость такой цели, такого назначения жизни, которое ничем не могло бы быть нарушено.

В этом причина того страстного отношения к вере как нашего Гоголя, так и Паскаля; в этом же и причина пренебрежения их ко всему сделанному ими прежде. Ведь все это делалось для славы. А слава прошла, и в ней ничего не было, кроме обмана. Стало быть, не нужно и ничтожно было все то, что делалось для ее приобретения. Важно одно, только одно: то, чего не было, то, что было заслонено мирскими желаниями славы. Важно и нужно было одно: та вера, которая дает смысл этой преходящей жизни и твердое направление всей ее деятельности. И это сознание необходимости веры и невозможности жить без нее так поражает таких людей, что они не могут не удивляться на то, как могли они сами, как могут вообще люди жить без веры, объясняющей им смысл их жизни и ожидающей их смерти.