Александра Анненская - Оноре де Бальзак. Его жизнь и литературная деятельность

Нужда в деньгах преследовала его постоянно. Старые долги его еще не были уплачены, а ему приходилось делать новые, чтобы вести тот образ жизни, который вызывался его стремлением войти в аристократический круг герцогини Кастри. Единственным источником дохода была для него литературная деятельность. И он писал, писал без устали и в Париже, и во время своих поездок к друзьям в разных частях Франции. Нельзя не удивляться той интенсивности, с какой работал его мозг, создавая всё новые образы, новые комбинации отношений, то выхваченных из действительной жизни, то фантастических до невероятности. Редакторы упрекали его в неаккуратности, когда он, несмотря на десять обещаний, не приносил им продолжения начатого романа, а он, несмотря на все усилия, не мог сосредоточиться на старой идее, не мог удержаться от увлечения какой-нибудь новой. Просматривая историю его сочинений, мы сплошь да рядом видим между первыми и последними главами его романов промежуток в один, в два года, и этот промежуток обыкновенно заполнен другими романами, рассказами, статьями.

Редакции журналов никак не могли примириться с такой беспорядочностью романиста, и он беспрестанно ссорился с ними. Масса упреков сыпалась на его голову, его обвиняли в нарушении обещаний, в недобросовестности, чуть ли не в мошенничестве. Такого рода обвинения раздались публично в зале суда, когда Бальзак начал дело против журнала «Revue de Paris», в котором сотрудничал последние годы, за то, что журнал этот без его ведома послал в один петербургский журнал корректурные листы первой части его романа «Le lys dans la vallée»; таким образом эта первая часть появилась в России раньше, чем во Франции, и притом появилась в неотделанном виде, без тех поправок, которые автор всегда делал в корректуре. Защитником редакции явился талантливый, красноречивый адвокат Ше д'Эст-Анж, речь которого можно назвать жестоким памфлетом против Бальзака и как романиста, и как человека. В этой речи вся история сотрудничества Бальзака с «Revue de Paris» является длинным рядом неисполненных обещаний и недобросовестных поступков. В мае 1834 года, когда редакция журнала перешла в новые руки (со старой редакцией он был в ссоре), Бальзак предложил ей свое сотрудничество, принес первую часть романа «Серафима», взял 1700 фр. и обещал немедленно доставить продолжение; вторую часть «Серафимы» он представил в конце июля, а в ноябре, вместо ожидаемого окончания этого романа, дал редакции «Le père Goriot» («Отец Горио»), за который взял 3500 фр. В марте 1835 года он запродал журналу за 1000 фр. «Les meméires d'une jeune Mariée» («Записки новобрачной»), которые обещал доставить через месяц и которые редакция совсем не получила. В июле того же года Бальзак предложил редакции «Le lys dans la vallée» («Лилия в долине»), – роман, который, по его словам, был совершенно окончен. Редакция согласилась принять его и уплатила автору 2000 фр., но требовала от него окончания «Серафимы». Через некоторое время Бальзак пришел рано утром, разбудил редактора и сообщил ему, что наконец справился с «Серафимой»: он открыл путь на небо, обсерватория будет крайне удивлена, он объяснит вознесение Богородицы. В половине августа он прислал в редакцию начало и конец последней части, а середины ее все не было: вознесение Богородицы оставалось необъясненным. В течение двух месяцев редакция неотступно требовала у автора этой несчастной середины, а он назначал всё новые сроки доставки ее. Наконец 18 ноября Бальзак объявил, что роман вполне готов и что в номере от 22 ноября может быть напечатано его окончание. Но через два дня он принужден был признаться редакции, что не может написать этого конца. Тогда редакция согласилась печатать «Le lys dans la vallée», с тем чтобы этот роман шел уже без перерывов и чтобы взамен конца «Серафимы» автор дал в журнал какой-нибудь свой рассказ. Первые две части «Le lys...» были напечатаны 22 и 29 ноября, а третью автор прислал только в конце декабря вместе с заявлением, что не желает более сотрудничать в «Revue de Paris», так как, во-первых, редакция недостаточно ценит его талант и так как, во-вторых, она послала начало «Le lys...» в Петербург. Эти обвинения были, очевидно, одним пустым предлогом: Бальзак много раз поступал и с другими редакторами точно так же, как с «Revue de Paris». При прежней редакции «Revue de Paris» он дал начало своей «Histoire des Treizes» («История тринадцати»), а продолжение поместил в другом журнале, потому что редактор «Revue» не согласился увеличить его гонорар, как он того требовал. Начало «Евгении Гранде» напечатано в «Europe littéraire», и автор взял за роман вперед 1200 фр., но затем отказался давать продолжение, пока ему не заплатят 2000 фр. «Вот обычный образ действия г-на де Бальзака, – заключил оратор. – Отказываясь от сотрудничества в „Revue de Paris“, он имел в виду не отстаиванье своего личного достоинства, а просто спекуляцию, аукционную продажу своих произведений. Я не хотел прибегать к оскорбительным выражениям, я не хотел, чтобы знаменитый писатель вышел из этой залы с запятнанным челом, но пусть не упрекает нас в недобросовестности и нарушении доверия тот, кто, продав и дорого продав в одном месте свои произведения, перепродает их в другом под новым заглавием. Нечего вам кричать о низком барышничестве, нечего свысока относиться к презренному металлу, когда вы не брезгуете никакими средствами для его приобретения; нечего говорить о нарушенном слове и неисполненных обещаниях, когда я напомнил вам, сколько слов вы нарушили, сколько обещаний не исполнили!»

Суд решил дело в пользу Бальзака, но процесс этот нанес ему громадный вред. Враги и завистники его воспользовались разоблачениями противной стороны, что бы очернить его репутацию. «Revue de Paris», один из влиятельных журналов того времени, превратился во враждебный ему орган, многие издатели журналов отказывались иметь с ним дела, кроме того, он поссорился с несколькими видными представителями прессы. Начиная свой процесс против «Revue», он считал, что защищает не только свой личный интерес, но и интерес всей пишущей братии, всех сотрудников журналов, эксплуатируемых редакторами. И что же? В числе оправдательных документов редакция представила на суд свидетельство, подписанное несколькими выдающимися литературными именами и доказывающее, что отсылка корректурных листов французских сочинений в Россию – вещь обычная, не нарушающая ровно ничьих интересов. Бальзак был вне себя от гнева. Много времени спустя он делил всех литераторов на подписавших и неподписавших и преследовал первых самыми едкими сарказмами.

Бальзак высказывал свое невысокое мнение о представителях печати не только в разговорах, но и в некоторых своих произведениях. В романе «Illusions perdues» («Погибшие мечты») он дал самую неприглядную картину закулисной стороны журнального дела, – картину, в которой немало шаржа, но которая задевала за живое издательский и редакторский персонал. В своей «Monographie de la presse» («Монография печати») он перебирает по очереди всех сотрудников газеты – «передовика», репортера, фельетониста, популяризатора научных сведений – и не без остроумия доказывает, какое растлевающее влияние на ум и сердце оказывает работа по каждой из этих специальностей. Журнальная критика, конечно, не оставалась в долгу у романиста, и в то время как публика нарасхват покупала его сочинения, как имя его, помещенное в объявлении о выходе журнала, сразу увеличивало число подписчиков, его преследовал целый град насмешек, придирчивых замечаний, обвинений, направленных не только против его произведений, но и против его личности. Иногда он падал духом или злился, читая эти едкие статьи, но чаще относился к ним совершенно спокойно. «Смотрите-ка, – говорил он, показывая друзьям какую-нибудь критическую статью, направленную против него, – как эти господа беснуются! Ничего, стреляйте, мои дорогие враги, у меня крепкая броня! Благодаря вам моим издателям не надобно тратиться на рекламы! Ваши похвалы усыпили бы публику, ваша брань будит ее! Как они стараются! Если бы я был богат, можно бы подумать, что я их подкупаю; а впрочем, тише, не надобно об этом говорить, они, пожалуй, замолчат, узнав, какую выгоду приносит мне их крик». «Чего вы огорчаетесь? – утешал он своих родных, принимавших близко к сердцу нападки на него. – Разве критика может сделать мои произведения лучше или хуже? Пусть действует время, этот великий судья; если эти люди ошибаются, публика со временем заметит их ошибку, и несправедливость окажется, как всегда, выгодной тому, кто от нее страдает; кроме того, эти гверильяросы искусства иногда попадают метко, и, исправляя указанные ими ошибки, я совершенствую свои произведения. В конце концов я должен быть им благодарен!»