Александра Анненская - Оноре де Бальзак. Его жизнь и литературная деятельность

В этих письмах к сестре выразился весь Бальзак, увлекающийся мечтатель, быстро переходящий от самовосхваления к отчаянью, энергичный, неутомимый работник, не отступающий ни перед какими трудностями. Не написав еще ни одной строки, годной к печати, он в мечтах уже не довольствуется одной только литературной славой.

«Я более чем когда-нибудь думаю о своей карьере по тысяче причин, из которых я укажу тебе только некоторые, так как ты, может быть, не видишь их, – пишет он сестре. – Наши революции еще далеко не кончены, по тому, как все волнуется кругом, я предвижу еще много бурь впереди. Хороша или дурна представительная система, но она требует огромных талантов; во время политических кризисов будут непременно обращаться к великим писателям; разве они с образованием не соединяют наблюдательности и глубокого знания человеческого сердца? Если я окажусь молодцом (правда, это еще неизвестно), я могу достичь не одной только литературной известности. Присоединить к имени великого писателя имя великого гражданина – какая соблазнительная цель!»

Чтение «Кромвеля». – Переселение в Валъпаризи. – Дружба с г-жою Берни. – Первые заработки. – Финансовые предприятия. – Разорение .

В апреле 1820 года «Кромвель» был окончен, и молодой автор, вполне довольный своим произведением, приехал с ним в Вальпаризи. Он был так уверен в успехе, что устроил торжественное чтение своей драмы и пригласил на него всех родных и многих знакомых, особенно тех, кто не верил в его талант и советовал ему пристроиться к нотариусу или в какое-нибудь министерство. Слушатели чинно уселись в большой зале, автор начал чтение, стараясь и голосом, и жестами оттенять все красоты своего произведения. Но, увы! Чем дольше он читал, тем холоднее становилась его декламация, тем более охватывали его уныние и тревога: он видел на лицах присутствовавших все возраставшее выражение скуки, утомления, даже в глазах своей любимой сестры, Лауры, он не прочел ободрения: она глядела как-то испуганно, она, видимо, была разочарована и страдала за него. По окончании чтения все единогласно решили, что произведение очень слабо, а наиболее строгие родственники прямо заявляли, что литературная бездарность Оноре очевидна и что ему следует как можно скорее приняться за какое-нибудь полезное дело.

Г-н Бальзак, понимая, как должен страдать его сын, в утешение предложил ему передать трагедию на просмотр какому-нибудь беспристрастному и компетентному в этом деле лицу. «Кромвеля» переслали к одному старому профессору Политехнической школы – человеку, известному своим широким литературным образованием. Профессор добросовестно прочел трагедию и затем объявил, что автор ее может заниматься чем ему угодно, но отнюдь не литературой.

Новый удар для самолюбия молодого Бальзака, но он перенес его с удивительным мужеством. «Это значит только, что я не способен писать трагедии, – сказал он, – ну, я буду писать что-нибудь другое!» – и он собирался вернуться в свою мансарду. Этому воспротивилась мать. За 15 месяцев парижской жизни Оноре до того исхудал и побледнел, что она не захотела подвергать здоровье его новому испытанию. Пусть он пишет, если решительно не хочет делать ничего другого, но пусть живет в семье, сытно ест, не страдает от материальных лишений. Бальзак покорился и этому, как раньше покорялся своему парижскому изгнанию, и немедленно взялся снова за перо. Он оставил на время всякие попытки писать драмы и решил сосредоточить свои силы на романе. В доме отца он был вполне обеспечен в материальном отношении, но далеко не пользовался той свободой и тем покоем, как в своей бедной мансарде. Семья была большая, во главе ее стояла хлопотливая хозяйка, и при своем живом, отзывчивом характере он не мог не принимать участия во всех мелких и крупных событиях домашней жизни. Нравственная и материальная зависимость от семьи сильно угнетала его, оскорбляла его самолюбие. Особенно тяжело ему стало после свадьбы Лауры, которая вышла замуж за инженера Сюрвиля и уехала со своим мужем в Байе. Единственное средство выбиться на волю, завоевать себе уважение и обеспеченность он видел в литературной работе и предавался ей с лихорадочным жаром.

В 1822 году вышел в свет его первый роман «L'Héritière de Birague» [4]. Роман этот, наполненный мелодраматическими сценами и невероятными сцеплениями обстоятельств, не выдерживает никакой критики. Сам автор, сознавая его недостатки, подписал его псевдонимом и не решился даже послать сестре экземпляр. Это не уменьшало, однако, его энергии; почти одновременно с первым романом он написал второй, а затем – третий; оба были столь же плохи и появились в печати под тем же псевдонимом, как и первый. Насколько Бальзак сознавал всю неприятность и унизительность такой спешной, ремесленной литературной работы, видно из его писем к сестре, с которой он был по-прежнему вполне откровенен и искренен.

«Я должен писать, писать каждый день, – говорит он ей, – чтобы завоевать себе самостоятельность, которой меня лишают! Я пытаюсь пробиться на свободу романами, и какими романами! Ах, Лаура, какое крушение всех моих надежд на славу! Если бы у меня был верный доход в 1500 франков, я мог бы работать для славы, но такого рода работы требуют времени, а мне нечем жить. И мне остается лишь это постыдное средство для приобретения независимости! Если я не начну теперь же зарабатывать деньги, на сцену снова выступит призрак места, не нотариуса, правда, так как Т. умер, но я знаю, что М. под сурдинкой ищет мне другую должность, – что за ужасный человек! Считайте меня мертвым, если я попаду под этот гасильник, если я превращусь в манежную лошадь, которая проходит свои 30, 40 кругов в час, ест, пьет, спит в определенные минуты. Неужели можно назвать жизнью это машинальное и постоянное вращение около одних и тех же предметов?»

В следующем письме, сообщая о выходе в свет своего третьего и четвертого романов, Бальзак замечает:

«Посылаю тебе два моих новых сочинения, они еще очень плохи и, в особенности, мало литературны. Ты найдешь в одном из них несколько довольно смешных шуток, некоторое подобие характеров, но план их никуда не годится. К сожалению, завеса спадает с глаз только после напечатания, когда об исправлениях нечего и думать, они обойдутся дороже, чем вся книга. Единственное достоинство этих двух романов, дорогая моя, это – та тысяча франков, которую мне за них дали, дали, впрочем, не наличными деньгами, а расписками на долгие сроки. Во всяком случае, я начинаю чувствовать и понимать свои силы. Я сознаю, к чему я способен, и должен жертвовать цвет своих идей на такие бездарные произведения! От этого можно заплакать!»