Михаил Филиппов - Готхольд Эфраим Лессинг. Его жизнь и литературная деятельность

Лессинг пришел в ужас, получив такой подарок. Мендельсон поспешил успокоить друга, сообщив ему, что посвящение присоединено лишь к нескольким экземплярам, розданным его ближайшим знакомым и приятелям. Нравоучение не помогло. Лессинг продолжал устраивать у себя ночные сборища, пока, наконец, его домовый хозяин, по профессии булочник, не придумал средство более действительное, чем увещания друга: он пустил в обращение пряники с карикатурным портретом и подписью Лессинга, что заставило последнего «очистить» квартиру раньше срока.

Лишь по окончании Семилетней войны Лессинг пришел в себя. Он сопровождал генерала Тауенцина в его деловых поездках и, возвратившись в Бреславль, взялся за литературные письма, снова стал работать над своим «Фаустом» и начал подготовительные работы для «Лаокоона». Весну 1764 года он провел сравнительно спокойно, живя в дачном помещении, где, сидя в беседке, усердно работал над первой немецкой национальной драмой «Минна фон Барнхельм». За эту работу он взялся с необычайной энергией и довел себя до такого переутомления, что заболел. Во время болезни его более всего мучили беседы доктора; главною темою этих бесед был Готтшед, опротивевший Лессингу еще до болезни. Когда болезнь достигла критического периода, Лессинг сказал одному из знакомых: «Хотел бы я знать, что произойдет в моей душе во время умирания». – «Но это невозможно», – сказал приятель… «Ах, вы меня интригуете!» – с досадою воскликнул больной. По выздоровлении он долго страдал обмороками. Лессинг уверял, однако, что болезнь принесла ему пользу. «Я точно вновь родился, – говорил он. – С этих пор началась серьезная эпоха моей жизни. Я вполне становлюсь мужем и надеюсь, что эта горячка выгнала из меня последние остатки моих юношеских глупостей. Счастливая болезнь!» Конечно, это был самообман, и вскоре Лессинг стал, наоборот, жаловаться, что не может работать по-прежнему. Особенно печалило его, что он не мог закончить свое любимое произведение, свою «Минну фон Барнхельм». Лишь вполне поправившись, он опять взялся за работу. «Я не хочу писать эту вещь половиною головы», – говорил он.

Наконец был решен процесс с Винклером, и Лессинг получил 300 талеров, явившихся как раз кстати, тем более, что родители осаждали Лессинга письмами, жалуясь на нужду. Посетив родительский дом, Лессинг возвратился в Берлин. Он сюда приехал уже далеко не безусловным почитателем Фридриха II. Высокомерный тон, господствовавший в Берлине после того, как Петр III заставил Россию помогать Пруссии, пришелся совсем не по душе Лессингу. На первых же порах пребывания в Берлине Лессинга подстерегали домашние неприятности: его новый слуга, присланный сюда привести в порядок книги, выдал себя за брата своего барина, нарядился в его платья и вел себя крайне нахально. Лессинг рассчитал слугу, – но и новый лакей оказался немногим лучше, – разумеется, по вине самого Лессинга, решительно не умевшего проявлять власть над слугами. Неудивительно, что в его комедиях слуги не только фамильярничают с господами, но нередко командуют ими.

Закончив «Минну фон Барнхельм», Лессинг принялся ревностно за своего «Лаокоона».

Комедия «Минна фон Барнхельм» составляет в его творчестве такой же поворотный пункт, как и «Лаокоон». Оба эти произведения, в противоположность прежним работам Лессинга, уже не имеют следа какой бы то ни было подражательности. Вместо того чтобы идти по дороге, проторенной другими писателями, нередко такими, которые стояли ниже самого Лессинга, в этих двух произведениях он сам указывает немецкой литературе новый путь.

В «Минне фон Барнхельм» творчество Лессинга достигает полного развития. Все типы этой драмы созданы им из черт, которые ему приходилось наблюдать в действительности. Работая над своим «Фаустом», Лессинг убедился, что не в этом произведении должен находиться центр тяжести его деятельности. Не в воображении средневекового прошлого, не в воссоздании типа, выработанного народной фантазией, а только в живой современности он мог искать подходящие сюжеты. Для создания «Фауста» Лессингу не хватало богатства красок, которыми располагало воображение Гёте. Семилетняя война, взятая не с ее розовой стороны, невольно привлекала внимание Лессинга. Широкое знакомство с бытом и нравами, жизненный опыт, знакомство с такими людьми, как Клейст, послуживший прототипом майора фон Телльгейма, – все это ставит «Минну фон Барнхельм» бесконечно выше прежних драматических работ Лессинга. Он сам сознавал это, чувствовал значение своего нового произведения и поэтому работал над ним с лихорадочным рвением. Случай, происшедший в одной бреславльской гостинице, где невеста отыскала своего жениха, раненого офицера, был основою фабулы. «Горю нетерпением, – писал Лессинг 20 августа 1764 года, – закончить свою „Минну“. Эта комедия – один из последних моих проектов. Если она не выйдет лучше всех прежних моих пьес, то я твердо решился ничего более не писать для театра».

О громадном впечатлении, произведенном этою пьесою на «избранных», писали многие, и среди них Гёте. Но большинство публики отнеслось к «Минне фон Барнхельм» не лучше, чем к любой посредственной пьесе. В противоположность прежним трем драмам Лессинга, в «Минне фон Барнхелъм», за исключением лиц третьестепенных (графа и фельдъегеря), все остальные действующие лица вполне типичны. Даже слуги обрисованы превосходно и не вылиты по одному образу, как прежние «лизетты», списанные с мольеровских субреток. Главный интерес пьесы, конечно, сосредоточивается на Минне и ее женихе майоре фон Телльгейме. Порывистая, живая, бойкая, несколько ветреная, но горячо любящая Минна – это дитя фантазии Лессинга – сочетает в себе самые симпатичные стороны немецкой женщины, – конечно, не такой, какою мы привыкли ее представлять себе, соединяя с понятием немки либо ангельскую невинность, либо флегму и слащавую сентиментальность. Что тип Минны не есть что-либо исключительное, – в этом убеждают нас хотя бы многие женские фигуры, обрисованные гораздо позднее Шпильгагеном. Действуя более по чувству, чем по рассудку, Минна не может быть названа идеальной героинею. Но зато она гораздо более привлекательна, чем разные не в меру чувствительные, не столько идеальные, сколько идеальничающие создания, с которыми мы так часто встречаемся у второстепенных немецких драматургов и беллетристов.

Не менее характерна личность майора фон Телльгейма. Мужественность, прямота и огромное, даже до болезненности развитое самолюбие – все эти черты, хотя и списанные Лессингом с покойного друга Клейста, превратились под его пером в очертания новой, совершенно оригинальной личности.

Дав в «Минне фон Барнхельм» первый пример сценического изображения современной немецкой жизни, Лессинг порвал всякую связь и с французским псевдоклассицизмом, и с английским сентиментализмом. В «Минне» вообще трудно заметить чье бы то ни было постороннее влияние, разве что косвенное – творчества Шекспира, с которым Лессинг только в это время стал знакомиться более основательно. Но влияние Шекспира ограничивается лишь отрицательной стороной – то есть способствует ниспровержению прежних кумиров. Поняв Шекспира, нельзя уже было поклоняться Ричардсону.