Михаил Туган-Барановский - Джон Стюарт Милль. Его жизнь и научно – литературная деятельность

Точно так же историческое образование Милля не может быть названо особенно обширным. В юности он читает без разбора всевозможные исторические сочинения, увлекается изучением одной эпохи, в то время как предшествующие эпохи остаются ему совершенно неизвестными, перечитывает в разное время по нескольку раз одни и те же сочинения, возвращается к древней истории после того, как уже долгое время занимался новой, вообще изучает историю так, как будто у него не было никакого руководителя и он был предоставлен собственной любознательности. Насколько отрывочны были его исторические сведения, можно видеть из того, что, несмотря на весь свой радикализм, он до поездки во Францию был совершенно незнаком с историей французской революции. Эти крупные пробелы в его историческом образовании объясняются тем, что история не была для него предметом обязательного изучения, как классическая литература и математика. Он занимался историей добровольно, в свободное от остальных занятий время: исторические книги заменяли для него изящную литературу и служили отдыхом от обычной напряженной умственной работы. Это не могло не отразиться на характере его исторических познаний. Несмотря на усиленное чтение, Стюарт Милль не вынес из прочитанных книг основательного и полного знания истории.

В воспитании Милля более всего поражает наблюдателя то, что ребенка начали так рано обучать классическим языкам. Шести-семи лет он уже прочел целый ряд греческих книг, среди которых мы находим такие серьезные произведения, как диалоги Платона. Без всякого сомнения, далеко не все прочитанное было действительно усвоено мальчиком. Мы привели выше отрывок из «Истории Рима», написанный Миллем шести лет. Хотя этот отрывок и доказывает, что Милль был удивительно развит для своих лет, но мы не видим в нем следов того обильного чтения, которое, по-видимому, предшествовало его написанию. Сохранилось одно любопытное письмо Стюарта Милля к своим сестрам, написанное на латинском языке; оно доказывает, что Милль неважно владел латинским языком и мало чем превосходит в этом отношении многих своих сверстников. Точно так же он не вполне свободно понимал по-гречески, о чем можно заключить из того, что оригинал «Илиады» не произвел на него никакого впечатления, между тем как перевод Попа привел его в совершенный восторг и открыл ему глаза на поэтические красоты Гомера. Стюарт Милль был слишком завален работой, слишком много учился и читал; ему некогда было основательно знакомиться с изучаемыми предметами; он должен был на лету схватывать разные сведения и спешить дальше. Так, он говорит в своей «Автобиографии», что при изучении дифференциалов ему часто приходилось приниматься за высшие разделы математики, в то время как низшие разделы были усвоены им очень плохо. Понятное дело, что при такой системе работы масса труда должна была пропадать совершенно даром.

Итак, положительные сведения, вынесенные Миллем из школы его отца, были не так обширны, как того можно было ожидать по количеству затраченных усилий. Но результаты умственного воспитания нельзя мерить одним количеством приобретенных знаний; гораздо важнее развитие самих мыслительных способностей и умения трудиться. В этом заключается главная задача воспитания. Отец Милля никогда не заботился о полноте образования сына, но зато он делал все возможное, чтобы приучить Стюарта к самостоятельному мышлению. Когда встречались какие-нибудь затруднения, когда Стюарт чего-либо не понимал, отец не приходил к нему на помощь до тех пор, пока мальчик не исчерпывал всех сил, чтобы самому добиться успеха. Стюарту случалось по нескольку лет мучиться над решением какой-нибудь особенно трудной задачи. Это, конечно, очень замедляло его успехи в науке, но зато было в высшей степени полезно в смысле воспитания ума. Он с раннего детства привык логично и последовательно мыслить и разрешать разные сложные и запутанные вопросы. При сравнении Стюарта Милля с его сверстниками особенно поражает совершенно неестественное в столь юных годах развитие логических способностей мальчика. В 10—12 лет он ничего не принимает на веру, умеет блистательно аргументировать и защищать свои мнения, имеет законченное, выработанное мировоззрение и относится вполне сознательно ко всем явлениям окружающей жизни.

В 12 лет он самостоятельно, без чьей бы то ни было помощи, изучает такую трудную науку, как высшая математика, и собственными силами справляется с задачами на дифференциальное исчисление. Уже в это время его интересуют также вопросы, разрешение которых впоследствии составило его славу. Так, например, при чтении «Трактата о геометрии» Лежандра он делает остроумную и меткую характеристику метода Лежандра; ему особенно нравится, что Лежандр выводит аксиомы из определений геометрических понятий. В этом он видит подтверждение учения Гоббса, что всякая наука основана на определениях. Такое самостоятельное и критическое отношение к изучаемому предмету свидетельствует о большой силе ума, которой трудно было ожидать у мальчика его лет.

Разумеется, Стюарт был обязан своими успехами прежде всего своим природным блестящим способностям, но без той умственной дрессировки, которой подвергал его отец, он не мог бы развиться так рано. Какою же ценою были достигнуты эти ранние успехи? Мы до сих пор говорили только об умственном развитии Милля, перейдем теперь к влиянию воспитания на характер и нравственный склад мальчика.

Мы говорили выше, что Джеймс Милль не был верующим христианином и даже отрицал нравственное величие христианского учения. Неудивительно, что он постарался внушить сыну такое же отношение к религии. Стюарт Миль был одним из редких в Англии людей, которые не могли в зрелом возрасте отказаться от религии, потому что никогда ее не имели. Он вырос без всяких религиозных убеждений.

Ему не казалось странным, что его соотечественники верят в то, чему он сам не верил, точно так же, как его не удивляли верования тех народов, о которых он читал у Геродота. История приучила его к тому, что люди могут иметь различные взгляды на самые основные вопросы, и совершенное разногласие мнений служило ему дальнейшим подтверждением того же. Таким образом, Милль с раннего детства привык скептически относиться к верованиям большинства и доверять только своему рассудку. Но такая система воспитания имела одно существенное неудобство: отец не считал благоразумным, чтобы Стюарт открыто высказывал свои антирелигиозные убеждения, и советовал ему держать их при себе. Это могло бы приучить мальчика к лицемерию, но, так как ему редко приходилось сталкиваться с чужими, то он и был избавлен от альтернативы – солгать или ослушаться приказания отца. Только дважды в детстве ему пришлось разговаривать о религии со своими сверстниками, и оба раза он не побоялся открыто высказать свои истинные мнения.