Михаил Туган-Барановский - Джон Стюарт Милль. Его жизнь и научно – литературная деятельность

У Сэя Милль встречал многих выдающихся французских ученых и писателей; но, несмотря на то, что по своему умственному развитию он казался взрослым человеком и бывал на правах равного в таком избранном обществе, юные годы брали свое: так, одно воскресенье он провел довольно необыкновенным для себя образом – целый день играл с Альфредом в мяч.

Несмотря на свои радикальные убеждения, юный Милль не был свободен от английской чопорности. Он подробно описывает отцу злоключения своего дальнейшего путешествия из Парижа. По ошибке он сел на наружное место дилижанса, который должен был доставить его из Парижа в Тулузу. Он очутился в самой низменной компании: около него сидел толстый мясник и все время курил трубку; потом мясника сменила растрепанная, грязная и очень некрасивая крестьянка. Юный радикал очень страдал от такого соседства, не мог любоваться прекрасными видами, которые перед ним открывались, и отдыхал душой только тогда, когда дилижанс приезжал на станцию. Тогда он сходил вниз и присоединялся к джентльменскому обществу, помещавшемуся внутри дилижанса. Наконец освободилось место внизу, Милль поспешил его занять, но на это же место предъявляла требования какая-то дама. Милль не хотел уступать, дело дошло до мэра и решилось в пользу настойчивого юноши. Он перебрался на свое новое место и мог беспрепятственно наслаждаться природой.

Бентамы жили в пяти верстах от Тулузы, в старинном замке, который был очень живописно расположен на крутой горе, возвышавшейся над долиной Гаронны. Южная природа, новые люди, странные для англичанина обычаи местных жителей, религиозные процессии, образчик которых Миллю пришлось увидеть на второй же день после прибытия, – все это чрезвычайно заинтересовало юношу, но все-таки не могло заставить его позабыть о своих обычных занятиях.

Уже на четвертый день он принимается за работу, и его дневник делается подробным отчетом о ежедневных занятиях. Приведем выдержки из этого дневника:

«29. Поздно вернулся с утреннего купания. Перечитал эклогу Вергилия, закончил „Vocalium Judicium“, написал несколько французских переводов и прочел несколько стихотворений Буало. Спрашивал м-ра Джорджа о приемах дифференциального исчисления и решил все оставшиеся задачи в курсе Лакруа. Решил несколько задач из курса Веста, в том числе одну очень трудную. После обеда начал „Cataplus“ Лукиана.

30. Читал две эклоги Вергилия. Кончил „Cataplus“. Читал Лежандра, нашел неточность в одном его доказательстве. Писал французские упражнения, читал „Логику“ Сандерсона и „Химию“ Томсона».

Семья Бентамов, в которой Милль прожил более года, состояла из отца, матери, сына и трех дочерей. Глава семьи, сэр Сэмюэл, раньше был на военной службе, занимал довольно важную должность в морском министерстве, но потом добровольно вышел в отставку и поселился на юге Франции. Жена его была выдающейся по уму и образованию женщиной; сын, Джордж Бентам, сделался впоследствии известным ботаником. Все они были очень расположены к Миллю, особенно леди Бентам, относившаяся к нему с материнской заботливостью. Ей пришлось потратить много усилий на то, чтобы хоть немного «отшлифовать» своего гостя. При всей своей учености и солидности Милль совсем не умел держать себя в обществе, одевался плохо, имел угловатые манеры и часто ставил своих светских хозяев в неловкое положение. Еще более неприятное впечатление производила на них страсть молодого Милля к спорам, за которую многие упрекали его, хотя и совсем неосновательно, в самомнении. Привычка к спорам была в нем просто следствием его воспитания: отец приучил его ничего не принимать на веру, и поэтому мальчик с детства привык без всякого смущения вмешиваться в разговоры старших и возражать им. Такие свободные манеры никого не шокировали в обществе друзей Джеймса Милля, – но в том кругу, к которому принадлежали Бентамы, они казались невоспитанностью самого дурного тона. Леди Бентам взялась за светское воспитание Милля и уговорила его учиться верховой езде, танцам, фехтованию и пению. По своему обыкновению, Милль с чрезвычайной добросовестностью относился к своим новым занятиям, но преуспевал в них довольно мало. Леди Бентам так и не удалось сделать из него светского молодого человека.

Несмотря на все это, семья Бентама очень полюбила Милля и уговорила его прожить у них на несколько месяцев дольше, чем он предполагал. В этом странном неуклюжем мальчике, с такой вдумчивостью и серьезностью относившемуся ко всему, что его окружает, таился неистощимый запас добродушия и искренности, привлекавший к нему всех, кто имел случай поближе узнать его. Он был очень удобным, покладистым гостем, нисколько не обижался на все замечания леди Бентам и даже был ей очень за них благодарен.

Миллю очень нравилось его новое местопребывание. Он любил предпринимать далекие пешеходные прогулки по окрестностям Тулузы, собирать по дороге растения и насекомых, заводить при случае разговоры с попадавшимися ему на пути крестьянами, присматриваться к их образу жизни, нравам и обычаям. По большей части ему приходилось гулять одному; Джордж Бентам присоединялся к нему только в тех случаях, когда его экскурсии имели научные цели.

В замке у сэра Бентама собиралось лучшее провинциальное общество – старинное французское дворянство и высшая буржуазия. Общество это совсем не походило на то, какое Милль встречал в Англии, в доме своего отца. Его поражал «контраст между откровенностью, общительностью и любезностью французов и суровыми английскими нравами, требующими, чтобы каждый относился ко всем окружающим, как к своим злейшим врагам». Таким образом, время проходило разнообразно и интересно, хотя большую часть дня Милль по-прежнему посвящал занятиям. Однажды ему случилось целый день провести без книг: Бентамы переезжали в другое место и книги надо было упаковать с другими вещами. Бедный Милль совершенно растерялся и очутился в самом беспомощном положении. Обыкновенно он вставал очень рано, но теперь пишет в своем дневнике: «Нарочно долго не вставал и лежал в постели, чтобы как-нибудь скоротать время». Весь день этот 14-летний мальчик томился скукой и не знал, куда ему себя девать; попробовал пойти гулять подальше, но к обеду пришлось вернуться домой. В течение вечера Милль так истомился, что на следующий день кто-то сжалился над ним и достал ему несколько книг. Настроение духа его тотчас же изменилось, как только он снова почувствовал себя в своей родной стихии, и он с удовольствием принимается опять заносить в дневник отчет о своих ежедневных занятиях.

Этот эпизод настолько характерен, что не нуждается в комментариях. Милль вырос среди книг, думал о книгах, развлекался только книгами, и они сделались для него такими же необходимыми, как вода для рыбы. Но хотя воспитание и ослабило восприимчивость Милля к впечатлениям окружающей жизни, по натуре он не был сухим, педантичным, книжным человеком. Чудная южная природа производила на него свое действие. Только что описанное происшествие случилось вскоре после его приезда во Францию, и надо думать, что, если бы оно случилось попозже, наш юный жрец науки сумел бы с удовольствием провести свободное время. К сожалению, Бэн, по которому мы цитируем дневник Милля, обрывает этот дневник на самом интересном месте. По его словам, последующая часть дневника производит совсем другое впечатление и доказывает, что Милль все более и более увлекался природой; стиль его теряет свою прежнюю лаконичность и сухость – он пространно описывает крестьянские обычаи, сцены мирной деревенской жизни и поэтичные приморские пейзажи, которые приводят его в восторг своей красотой.