А. Никонов - Шарль-Луи Монтескье. Его жизнь, научная и летературная деятельность

В 1742 году появилось исправленное и дополненное издание «Храма в Книде»; в 1744 – дополнение к «Персидским письмам» с предисловием, в котором автор защищается против нападок на некоторые места книги, содержащие, по мнению критиков, антирелигиозные мысли и выходки.

Прибавление это содержит двенадцать писем. В рукописях Монтескье сохранилось, однако, под рубрикой «Дополнение к „Персидским письмам“» не 12, а 41 письмо, из которых большинство посвящено политическим событиям до конца управления кардинала Флери. В 1745 году был опубликован самим Монтескье в «Меркурии Франции» диалог «Сулла и Эвкрат». Наконец, в 1747 году появляется новое издание «Путешествия на остров Пафос», а в 1748 году новое издание «Размышления о причинах величия и падения римлян», пересмотренное совершенно заново, с дополнениями, доходившими в общей сложности до 40 страниц.

«Дух законов». – Продолжительность предварительной работы и окончательной обработки текста. – Прием «Духа законов» во Франции и за границей. – Преследования духовной власти. – Содержание «Духа законов» и политические взгляды Монтескье .

Монтескье называет «Дух законов» трудом всей своей жизни, и это в значительной степени справедливо. Уже на школьной скамье он задумывался, как мы знаем, о значении права в общественной жизни. «Персидские письма» и «Размышления о величии римлян» содержат в зачаточном состоянии много идей, долженствовавших получить дальнейшее развитие в «Духе законов». Монтескье начал писать самый текст своего труда вскоре после издания «Персидских писем», то есть около 1724 года, а во время путешествий «Дух законов» стал уже целью его жизни, так как и сами путешествия были предприняты в значительной степени ради ознакомления на месте с учреждениями других стран. В 1736 году д'Аржансон, с которым Монтескье познакомился в «Клубе Антресоли», уже видел отрывки этого труда. Но окончательно засел за работу Монтескье лишь с 1743 года, запершись в своем замке и мало показываясь в свете в течение двух лет, вдали от парижских развлечений. К этому времени у него была собрана масса необходимого материала, перечитана целая литература. Эрудиция Монтескье просто поражала его современников. Но, кроме литературных источников, Монтескье широко пользовался и своими заметками. Как мы знаем, он в течение всей своей жизни имел обыкновение вечером записывать впечатления дня, примечательные чем-нибудь мысли и разговоры, – и, таким образом, эти записи представляли весомый результат многолетних наблюдений такого наблюдателя, каким был Монтескье. Недаром один критик сказал, что многие книги XVIII века созданы в салонных разговорах, а в заметках Монтескье записано немало его бесед с выдающимися людьми его эпохи по самым разнообразным вопросам. Монтескье, вынашивая в течение двадцати лет свое произведение, конечно, брал отовсюду то, что было пригодно для его цели, и, вероятно, никакая эрудиция не могла бы дать ему того, что он почерпнул в живом общении с людьми. В это время зрение Монтескье уже значительно ослабло, и он принужден был большую часть текста диктовать. Может быть, этим объясняется краткость и выразительность стиля, характеризующая его произведения вообще, но особенно отличающая «Дух законов».

По окончании своего труда Монтескье пригласил для его прочтения сына, аббата Гуаско и президента Барбо, провинциального друга Монтескье. Чтение происходило в Бордо, в квартире Барбо, и началось 12 февраля 1745 года. Оно продолжалось несколько дней подряд с небольшими перерывами для необходимого отдыха и для еды. Во время чтения присутствующие свободно делали свои замечания, и Монтескье охотно соглашался на поправки, необходимые дополнения и разъяснения неясных мест. Конечно, замечания эти касались деталей, а не существенных идей книги, выработанных Монтескье путем слишком долгого и основательного размышления, чтобы менять их по указаниям его слушателей.

Но Монтескье продолжал просматривать и окончательно отделывать свой труд и после этого чтения. К августу 1745 года он окончил первые 30 книг, и лишь к июлю 1747 году – весь труд.

В течение этого времени Монтескье находился в весьма переменчивом настроении духа. То ему казалось, что он не кончит своего труда, и он писал: «Жизнь моя идет вперед, а труд – назад», то снова бодро принимался за работу и тогда уже восклицал: «В три дня я исполнил трехмесячную работу!» Монтескье с готовою рукописью отправился в Париж, чтобы там еще раз обсудить с приятелями и знакомыми свое детище прежде, чем издать его. Это вторичное чтение состоялось, по всей вероятности, в квартире президента парижского парламента и члена академии Гено, друга Монтескье, кроме которого присутствовали известный финансист Силуэтт, Гельвециус, драматург Сорси, романист Кребильон и Фонтенель. Гено нашел, что труд производит впечатление чего-то недоделанного. Силуэтт посоветовал просто сжечь рукопись, Кребильон и Фонтенель советовали не издавать ее. Гельвециус написал даже мотивированное мнение, также неблагоприятное для книги.

Около этого времени Монтескье прибавил к «Духу законов» предисловие.

Однако Монтескье не решился ни сжечь рукопись, ни спрятать ее, а, напротив, приступил к ее изданию. В нем слишком сильна была уверенность в том, что это – его лучший труд. Издать книгу Монтескье решил в Женеве, так как благодаря старинным привилегиям этот город мог довольно свободно провозить произведения своих типографий во Францию. Кроме того, еще в Риме Монтескье познакомился с женевским пастором и профессором теологии Якобом Берне, которому и решился поручить издание. Швейцарский посланник Мюссор взялся доставить рукопись по назначению. Монтескье просил Берне делать ему чистосердечно всякие замечания, какие ему придут в голову. Берне понял эту просьбу в смысле разрешения делать самому незначительные поправки, чем Монтескье, по-видимому, остался не совсем доволен. По крайней мере впоследствии, в письме к Юму по поводу английского издания «Духа законов», он прямо выразил это и препроводил ему необходимые поправки мест, искаженных в первом женевском издании.

Однако эти мелкие поправки не возбудили явных споров и несогласий, но зато дважды едва не возникло серьезное разногласие между автором и Берне по другим поводам. Во-первых, Монтескье желал в начале XX книги поместить воззвание к Музам, но Берне восстал против этого, находя подобную вставку в серьезном труде неуместной, и добился своего; во-вторых, Монтескье желал исключить главу о lettres de cachet; на этот раз Берне не удалось отстоять этой главы, и она была исключена. Воззвание к Музам было впоследствии разыскано, но злополучная глава так и пропала. Мы думаем, что в обоих случаях Берне был прав.