Матвей Песковский - Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность

В мае 1862 года, пережив известную уже передрягу в Смольном институте, с сильно расстроенным здоровьем, Ушинский уехал с семейством за границу, получив от IV Отделения командировку ознакомиться с положением образования женщин за границей. Там он провел пять лет, до 1867 года, живя преимущественно в Швейцарии, близ Веве, и в Гейдельберге как сильном умственном центре. В этом последнем пункте он познакомился и тесно сблизился с Н. И. Пироговым, к которому питал особенное расположение.

Не будучи, например, еще знакомым с Пироговым, никогда не встречавшись с ним, Ушинский писал, однако, из Интерлакена одному из своих знакомых, проживавшему в Гейдельберге: “Завидую вам, что вы живете в одном городе с Пироговым и часто с ним видитесь: для него одного стоит переселиться на зиму в Гейдельберг! Я никогда не видал этого человека, но едва ли есть кто-нибудь другой, кого я уважал бы более”. Ушинский смотрел на Пирогова как на высоконравственного человека, общение с которым может возвысить, укрепить и окрылить дух другого. Вот почему в другом своем письме из Гейдельберга он говорил о Пирогове: “Наконец-то мы имеем посреди нас человека, на которого с гордостью можно указать нашим детям и внукам и по безукоризненной дороге которого можем вести смело наши молодые поколения. Теперь наша молодежь смотрит на этот образ, – и будущность нашего отечества будет обеспечена”.

Нужно заметить, что Ушинский, несмотря на большую общительность, был вместе с тем очень скуп, чрезвычайно разборчив на дружбу, тесное сближение с людьми. В Пирогове он чрезвычайно высоко ставил сочетание медицинского гения с высоким педагогическим дарованием и цельностью нравственной личности, неспособностью на покладистость и сделки со своею совестью. И Ушинский был прав, что его так манило в Гейдельберг, к Пирогову. Никто не в состоянии был бы так быстро и решительно уврачевать мучительных душевных ран Ушинского, как сделал это Пирогов. Под влиянием общения и сближения с ним Ушинский быстро воспрянул и окреп духом, с удвоенною энергией и лихорадочною торопливостью принялся за научную разработку, так сказать, основных корней и вершин педагогического дела, что и послужило блестящим заключением славной, бессмертной его литературно-педагогической деятельности.

Поселившись в Швейцарии, Ушинский деятельно принялся за изучение школьного ее устройства, главным же образом – народных школ, учительских семинарий и женских учебных заведений. Результатом этого изучения был ряд его “Писем из Швейцарии” (т. е. семь довольно объемистых статей), печатание которых, под общим заглавием “Педагогическая поездка по Швейцарии”, началось с конца 1862 года.

Большую пользу принесли эти “Письма” русскому обществу. Разбирая положение школьного дела в Швейцарии, Ушинский этим самым освещал и разные стороны нашего школьного дела, до законодательства включительно. Освещение это производило тем большее впечатление, что Ушинский вовсе не восторгался школьным делом в Швейцарии, а напротив, серьезно, с полным пониманием дела, разбирал его. Этим путем он очень удачно подчеркивал те задачи и цели, к которым должно стремиться родное наше школьное дело, и те средства, которыми можно достигать намеченных целей. Таким образом, анализ школьного дела в Швейцарии был, так сказать, пронизан указаниями на потребности и нужды отечественного образования.

В каждом “Письме”, почти в каждой строке “Письма” сама собою чувствуется забота и дума о родном нашем школьном деле. Действительно, в эту пору душу Ушинского охватил мучительный пламень любви и преданности делу русского народного образования, только что зарождавшегося в ту пору.

Об этом, между прочим, дает особенно ясное понятие его “Письмо седьмое” (Цюрих), посвященное характеристике всех осмотренных им учительских семинарий в разных кантонах Швейцарии. Вот что, например, говорит он в заключение этого письма: “Возвращаясь в Цюрих по берегу прекрасного озера, я невольно соединил в своем воспоминании все четыре семинарии, которые видел, и не знал решительно, которой из них отдать пальму первенства; всякая из них имела свои хорошие и свои слабые стороны. Но как они различны, как в каждой из них отразился свой особливый характер: семинария Фрелиха дышит поэзиею; семинария Рюга – строгою логикою и методой; семинария Кеттигера – здоровьем сельской семейной жизни; семинария Фриса – наукой, современностью, ясным, спокойным рассудком и утилитаризмом… Можно поистине удивляться, как все эти три кантона: бернский, арговийский и цюрихский, выработали себе свои особенные, проникнутые кантональным характером, семинарии и как они отыскали, каждый для своей семинарии, такого директора, который типически выражает в себе характер кантона и развивает его в своих воспитанниках… Боже мой! – думал я про себя, вспомнив многие наши полуиностранные учебные заведения: когда же мы увидим такие же характерные русские воспитательные заведения и во главе их – такие же типические, русские личности в высокоразвитой, облагороженной форме, когда подобные личности будут развивать в воспитателях благороднейшие черты истинно русского характера, а воспитатели будут вызывать этот характер в молодых поколениях русского народа!”

Понимая безотрадное положение народного образования в России, но лишенный возможности ринуться на родину для непосредственного, активного участия в этом великом государственном деле, всячески старается разбудить в русском обществе внимание к народному образованию, вселить в него надежду и веру в возможность светлого будущего. Это усилие Ушинского, словно крик наболевшей души, вылилось у него в следующих строках письма на родину: “Теперь именно настает пора, когда России всего более нужны школы, хорошо устроенные, и учителя, хорошо подготовленные, – и много, много школ нужно! Иначе и свобода крестьян, и открытое судопроизводство не принесут всей той пользы, которую могли бы принести эти истинно великие шаги вперед. Школу, народную школу дайте России, – и тогда, лет через тридцать, станет она на прямую дорогу. Вас ждет, господа, лучшее время, чем то, в которое мы бились как рыба об лед! Готовьтесь же с любовью, с увлечением к тому великому поприщу, которое вас ожидает…”

Под влиянием новых ощущений, так сильно напоминавших о родном школьном деле, Ушинский деятельно принялся за составление ранее уже намеченных им книг для первоначального обучения детей, в возрасте до 10 лет, которые и вышли в свет в 1864 году под заглавием “Родное слово”.

Ранее выпущенный им труд “Детский мир” (в двух частях) представлял собою книгу для классного чтения. Назначение этой книги – облегчить преподающим выбор материала для чтения, соответствующий и последовательности в усилении умственных упражнений учащихся, и наглядному ознакомлению последних с предметами природы. Совершенно иное назначение имеет “Родное слово”. Это уже не книги для классного чтения, а систематическое руководство для первоначального обучения – первое, по времени появления в России, рациональное, строго методическое руководство в этой области обучения, остающееся единственным в своем роде и незаменимым до сих пор. Оно было задумано Ушинским вскоре же после выхода в свет “Детского мира”, под влиянием успехов последнего.