Семен Брилиант - Микеланджело Буонаротти. Его жизнь и художественная деятельность

Любовь его к Виттории была чисто платоническая, тем более что и она, в сущности, питала к нему глубокую дружбу, уважение и симпатию, исчерпав в любви к покойному супругу весь пыл женской страсти.

Микеланджело и Витторию Колонна, вместе со всем их кружком, подозревали в связях с еретиками, с последователями Лютера, приписывая им деятельное участие в Реформации. Едва ли, однако, это было справедливо. Они оставались довольно ревностными католиками, хотя глубоко сочувствовали идеям сожженного Савонаролы. Как и Данте в свое время, Микеланджело презирал испорченность папства, но не католическую церковь. Переписка этих двух замечательных людей представляет не только высокий биографический интерес, но является прекрасным памятником исторической эпохи и редким примером живого обмена мыслями, полными ума, тонкой наблюдательности и иронии.

Дружба Виттории Колонна наполнила сердце Микеланджело лучезарным сиянием. С юношеской свежестью выражал он в это время свои чувства в сонетах. Надо заметить, кстати, что поэзия не была для Микеланджело только легкой, временной забавой и развлечением. Нет! В свои сонеты вкладывал он всегда много серьезной мысли и глубокого чувства. В поэзии его говорит всегда и человек, и гражданин. Высокое значение свободы, стремление к ней для себя и родины, созерцание идеала, выражение затаенных сердечных мук, оскорбленного чувства, надежд и погибших стремлений – все находило отражение в его сонетах, как обращенных к Виттории Колонна, так и в других, написанных в различные моменты жизни. В поэзии он не достигает той высоты, как в других искусствах, но все же прав был Пиндемонте, назвав его «человеком о четырех душах» (скульптура, живопись, архитектура и поэзия).

Кондиви говорил о своем учителе, что он любит не только красоту форм человека, но и все прекрасное: горы и леса, красивый пейзаж, красивое животное. Но, конечно, и в поэзии, как в других искусствах, человек занимал особое место в его сердце, так как любовь, искусство и нравственно-религиозные идеи всегда составляли главный предмет творчества Микеланджело.

Обаяние женской дружбы смягчило его сердце. Он уже не повторил бы тех слов, которые некогда писал из Рима домой: «Я не имею друзей, не ищу их и не желаю иметь». И тогда эти слова были неправдой. Он желал иметь друзей, но его болезненное самолюбие требовало, чтобы они его искали, чтобы сперва поняли его, и тогда его сердце было бы к их услугам.

Дружба Виттории Колонна смягчила для него и тяжелые утраты – сперва потерю отца, потом братьев. Из числа последних остался один Лионардо, с которым Микеланджело поддерживал сердечную связь до могилы. Он посылал дорогие подарки его жене и детям. Интересовался всеми семейными событиями в его доме. Но по поводу письма Вазари, где последний описывает роскошное празднование крестин маленького Буонарроти, у Микеланджело невольно срываются негодующие слова: «Человек не должен смеяться, когда кругом все плачут». Эти слова можно отнести к бедствиям угнетенной Флоренции. Но он не останавливается на этом и идет дальше, говоря, что «нет причины столько радоваться рождению ребенка, но радоваться нужно, когда человек умирает с сознанием честно прожитой жизни». Во всех поступках и словах, всегда однородных, последовательных, ясных, виден в нем тот же строгий мыслитель и человек чести и справедливости, как и в его произведениях.

Окончив «Страшный суд» в 1541 году, Микеланджело достиг вершины славы среди современников. Он забывал обнажить голову перед папой, и папа, по его собственным словам, не замечал этого. Папы и короли сажали его рядом с собой. Но в это самое время ему пришлось испытать ядовитую злобу человека, который оказался могущественнее королей и пап. Это был Аретино. Одинаково знаменитый талантом и цинизмом, он открыто торговал своим пером. Тициан задаривал его, чтобы заслужить его хвалебный гимн или избежать порицаний. Всякий знал, что слово его продажно, но оно облетало Италию, весь мир, и не было средства от укусов этого скорпиона. Один Микеланджело презрел эту силу. Правда, он откликался с изысканной вежливостью на его письма и на выраженное Аретино желание получить какую-нибудь мелочь из его произведений отвечал любезной готовностью (само собой, Аретино обращал этот товар обыкновенно в деньги), но вовсе не спешил осуществить свое обещание. Аретино убедился наконец в тщете ожидания. Тогда он притаился, ожидая удобного момента для мести. Микеланджело окончил «Страшный суд», и скоро гравюра с этой фрески оказалась уже в Венеции, в руках Аретино. Незадолго до того Тициан, с которым Аретино был очень хорош, получая от него время от времени подарки и деньги, посетил Рим. Он не сблизился с Микеланджело, открыто говорившим, что Тициан был бы совершенством, если бы, при его знании красок, знал рисунок так, как он, Микеланджело. Тициан в самом деле не обращал внимания на правильность рисунка, но он был «королем» и не мог слышать правды. От него узнал Аретино, что Микеланджело мало думает о своем обещании. Собираясь выпустить на кого-нибудь свой яд, Аретино обыкновенно писал письмо, и это письмо печатал и рассылал по всему свету. Так сделал он и теперь. Он написал письмо, обращенное к Микеланджело, где, под личиной лести, этот развратный циник, переходивший в своих сонетах и других сочинениях всякие границы приличий и целомудрия, бросил в лицо художнику обвинение «в бесстыдной, противной христианству, наготе фигур „Страшного суда“.»

Папа Павел IV в самом деле стал требовать от Микеланджело, чтобы он «исправил» картину, но Микеланджело просил передать святому отцу: «Это пустяки, и нетрудно исправить; пусть он, папа, только постарается улучшить нравы; живопись же легко можно переделать». Конечно, Микеланджело не поднял руку на свое произведение, но это по воле папы сделали другие, и в том числе ученик и друг художника Даниэль-де-Вольтера. Не довольствуясь этим серьезным ударом, нанесенным Микеланджело, Аретино делает в письме, которое стало общим достоянием, ядовитый намек. Я не удивляюсь, говорит он, что по отношению ко мне не сдержал слова человек, которого даже масса золота, полученного от Юлия II, не побудила исполнить заказ, что заслуживает названия воровства. По мнению Аретино, вся беда в «Страшном суде» произошла оттого, что Микеланджело не послушался его советов, которые он ему давал в начале работы. Последнее единственно было верно в письме Аретино, но только потому, что Микеланджело действительно, хотя в очень вежливой форме, отверг тогда его советы. Это стало еще одной причиной мести. Аретино достиг цели. Жизнь Микеланджело до конца его дней была отравлена обвинениями в язычестве и корысти.