В. Огарков - Екатерина Дашкова. Ее жизнь и общественная деятельность

Дашкова очаровывала своими рассказами гостью. В этих повествованиях проходил ряд важных событий, интересных лиц, трагических и трогательных подробностей. Мисс Вильмот указывала на важность пережитого княгиней и упрашивала ее написать свою биографию. Это предложение должно было, как надо полагать, льстить и самой княгине. Записки были написаны в один год и закончены осенью 1805 года. Они помещены, между прочим, по-французски, как и написаны, в двадцать первом томе “Архива князя Воронцова” (“Mon Histoire”). Мы уже говорили о некотором восхвалении себя Дашковой в этих мемуарах, где “я” автора слишком выдвигается на первый план; но это все-таки в высокой степени интересные мемуары. Там немало рассыпано живых и благородных мыслей, сообщается в талантливом и ярком рассказе масса исторических подробностей и встречаются блестящие характеристики современников.

Осенью 1805 года в Троицкое, по приглашению Дашковой приехала и старшая Вильмот (Екатерина), выдержки из интересных писем которой мы приводили выше. Но сплетня скоро отравила пребывание англичанок в доме Дашковой. Она касалась Мэри, имевшей будто бы виды как на состояние княгини, так и на ее сына, не жившего со своей женой. Но так как задуманный план (развод князя с женой и женитьба на англичанке) был отвергнут, то, по этим сплетням, мисс Вильмот и произвела разрыв между матерью и сыном. Был пущен даже слух, что сестры Вильмот – лица, опасные для государства, и что за ними нужно зорко следить.

Мэри Вильмот была в очень неловком и ложном положении; но ей жаль было старухи, и она, сначала предполагая уехать в Англию, решилась остаться в России. Мэри упрашивала Дашкову примириться с дочерью и сыном, но та ни за что не хотела согласиться на это. У княгини были свои понятия о “долге”, которым она неизменно следовала. Дети, живя в одном городе с матерью, однако, не виделись с нею. Но то, что не примирялось в жизни, примирила смерть. В начале января 1807 года Дашкова узнала, что Павел Михайлович лежит в горячке и что положение его в высшей степени опасно. Но матери уже не суждено было видеть сына: он умер без нее, живя в одном городе с ней! Любимый брат Дашковой – Александр Романович – умер еще ранее, в конце 1805 года. Смерть сына тем более должна была подействовать на мать, что привела к окончательному разрыву ее с дочерью.

Князь Дашков, получивший столь блестящее образование, был красавцем в молодости: он привлекал взоры огромной толпы, собравшейся на пышном празднике Потемкина в Таврическом дворце. Павел Михайлович танцевал в паре с молоденькой княжной Барятинской, впервые появившейся тогда в обществе и удивлявшей всех красотой и грацией. Но князь уже вскоре, кажется, предаваясь неумеренно житейским удовольствиям, растерял свое образование и красоту. Его очень любило московское дворянство и два раза выбирало своим губернским предводителем.

Печаль гордой княгини должна была еще более усилиться оттого, что со смертью сына у нее была отнята надежда на продолжение мужского потомства: род князей Дашковых пресекся... Как известно, по просьбе княгини, фамилия Дашковых перешла, вместе со многими родовыми богатствами, к племяннику Екатерины Романовны – графу И. И. Воронцову.

Смерть сына примирила свекровь с невесткой, которая вскоре прибыла в Троицкое. Старая и молодая Дашковы встретились трогательно: обнимаясь, они рыдали... Свекровь постаралась обеспечить будущность невестки. Но простушка вдова, старавшаяся чрезмерной внимательностью понравиться свекрови, не могла удовлетворить тонкой натуры Дашковой, и все симпатии последней были на стороне чуткой и образованной Мэри Вильмот. Любовь свою и нежность к этой девушке она проявляла в целом ряде действий. Она устраивала для нее праздники, прогулки, дарила ей очень ценные вещи, между прочим и тот знаменитый веер, который когда-то подарила Дашковой покойная Екатерина II, будучи еще великой княгиней. Дашкова постаралась обеспечить мисс Вильмот и более прочным образом, переведя на ее имя в Англию 5 тысяч фунтов стерлингов, а это было все-таки довольно большой жертвой для расчетливой княгини, несмотря на ее богатство. Она, кроме того, поручала свою гостью вниманию императрицы Марии Федоровны.

Старшая мисс Вильмот, скучая по Англии, уехала от Дашковой в 1807 году и увезла с собой копию мемуаров княгини. Младшая сестра тоже томилась по родине, но не хотела покинуть старого друга, испытавшего столько утрат и заметно уже приближавшегося к закату. Но вскоре между Россией и Англией была объявлена война, и англичане спешили брать паспорта и выезжать на родину. Однако мисс Мэри могла окончательно распроститься с Троицким и его обитателями не ранее осени 1808 года, и то с разными приключениями и осложнениями; но непременно обещала свидеться со своей “русской матерью” (как она звала княгиню), лишь только мир будет заключен. Однако им уже не суждено было больше свидеться.

Переписка с уехавшим другом стала единственной отрадой покинутой старухи. “Что мне сказать, милое мое дитя, – пишет княгиня осенью 1809 года, – чтоб не огорчить вас? Я тоскую, очень тоскую; слезы текут ручьем, и время никак не может помирить меня с мыслью о вашем отсутствии. Я стараюсь рассеять себя: построила мост, насажала несколько сот деревьев и кустов в своем саду; но все это только на минуту развлекает мои мысли, и я снова начинаю грустить”. “И как все переменилось в Троицком! – пишет она спустя несколько дней. – Театр закрыт, и после вас не было ни одного представления; фортепьяно молчит, и даже сенные девушки перестали петь песни. Все жалеет о вас и все сочувствует моему унынию. Но к чему я говорю об этом? Вы окружены родными, которых любите и которые вас обожают; ваши дни исполнены радостей... Пусть мне одной суждено страдать! Зная, что вы счастливы, я не хочу жаловаться”...

Кроткой, трогательной грустью веет от этих страниц... В них вылилась вся жажда тихой, сердечной привязанности, вся тоска старческого одиночества! Впереди уже нет радостей и интересов – они в прошлом; в будущем – безнадежная тоска и...могила!

Последнее письмо к “милой Мэри” было написано Дашковой за два месяца до ее кончины дрожащей рукой. Оно оканчивалось трогательными словами: “Прощай, мое милое дитя! Да будет над вами благословение Господне!”

Княгиня еще ранее, в ожидании кончины, сделала распоряжения, которые и тут указывали на ее деловитость. Она привела в порядок свой естественный кабинет, собранный большей частью во время путешествий по Европе, и подарила его Московскому университету. На память о себе она отправила многим лицам разные вещи, – несколько редкостей императору и двум императрицам, от которых получила дружеские письма. В ожидании смерти она составила и свое духовное завещание, в котором предусмотрела много практических вопросов. Так, в письме к душеприказчикам она просила на погребение пригласить только двух священников с духовником. “Дать им по усмотрению, но не более 200 руб. всем, а тело погребсти в Троицком”. Указанным в духовной “девкам”, служившим при ней, княгиня давала отпускные “вечно на волю” и с награждением годовым жалованьем. Дочь свою Щербинину она лишила наследства, назначив ей лишь ежегодные, довольно скромные денежные выдачи. “А как по запальчивости нрава дочери моей Настасьи Михайловны Щербининой, – откровенно объяснялось в завещании, – изъявлявшей противу меня не только непочтение, но и позволявшей себе наносить мне в течение нескольких месяцев огорчения и досады, – то я от всего движимого и недвижимого имения моего ее отрешаю!”