Александр Быков - Игнатий Лойола. Его жизнь и общественная деятельность

Побираясь Христовым именем, бывший герой Пампелуны достиг в своем рубище Барселоны, следуя по течению Льобрегата, и тут ухитрился попасть на галеру, отправлявшуюся в Италию. Жестокая буря долго носила по Средиземному морю корабль, и только на пятый день ему удалось пристать к Гаэте. Разбитый и утомленный переездом, Лопец должен был несколько дней отдыхать, а затем отправился пешком в Рим, желая получить благословение папы перед путешествием в Святую землю. В Вербное воскресенье достиг он вечного города и вскоре удостоился приложиться к туфле папы Адриана VI, бывшего воспитателя Карла V и вице-короля Испании. Запыленный странник прошел незамеченным, получил заодно с другими общее благословение и с облегченным сердцем покинул Рим, направляясь к Венеции. В это время в Италии свирепствовала чума. Села и города подвергались действию этой заразы, и люди сотнями умирали в домах, на улицах, на полях; устрашенный народ прятался ото всех, и каждый безобидный странник внушал страх, так как его считали вестником чумы. Тем более внушал страх Лопец, исхудавший от подвижничества, с мертвенно-бледным лицом и фосфорически сверкающими глазами; перед его носом запирали двери, за которыми он рассчитывал найти ночлег и кусок хлеба, так что ему зачастую приходилось ночевать под открытым небом, на сырой земле. Как ни закалил себя рыцарь Св. Девы в лишениях, но такое странствование надломило его настолько, что около Падуи он был близок к смерти от истощения. Но тут явился “добрый товарищ”, сам Иисус Христос. Он ободрил ослабевшего, обещал ему свою помощь и так подкрепил Лопеца своим появлением, что тот благополучно и невредимо достиг адриатической столицы на лагунах – Венеции.

Здесь, в главном средоточии западноевропейской торговли того времени, Лопец мог бы затеряться в толпе равнодушных торгашей, если бы в нем не принял случайно участия какой-то зажиточный земляк. Узнав о цели его паломничества, испанец выхлопотал ему местечко на правительственной галере, отправлявшейся к берегам Сирии, и снабдил кое-какою провизией. Освежившийся и отдохнувший Лопец бодро занял свое место на галере и решился немедленно приступить к исправлению нравов разгульных матросов. Наивный до ребячества, самоуверенный до крайности, неопытный в житейском отношении, так как он знал только лагерную жизнь, Лопец воображал, что стоит только захотеть чего-нибудь ему, – и он непременно добьется желаемого. Первое же практическое столкновение на избранном им самим поприще показало ему всю трудность предпринятого дела. На первых порах напуганные его страстными и малопонятными речами матросы покаялись и усмирились, но потом им это надоело, они стали возражать и, наконец, единодушно подняли проповедника нравственности на смех. Задетый за живое, рыцарь Св. Девы стал угрожать им наказанием свыше; тогда озлобившиеся матросы уговорились при первом же удобном случае высадить его на какой-нибудь необитаемый островок. К счастью, для Лопеца, этой грубой шутки не пришлось исполнить, потому что по выходе галеры из Адриатического моря пришлось бороться с сильным волнением и стараться не сбиться с курса. Обновив свои запасы на острове Кипр, галера благополучно достигла Яффы, откуда Лопец с толпою богомольцев добрался 4 сентября 1523 года до Иерусалима.

С благоговением посетил он все места, освященные воспоминанием о земной жизни Спасителя, наплакался, намолился и затем решился заняться главною своею задачей – обращением мусульманского Востока в христианство. Как солдат, привыкший к дисциплине, прежде чем взяться за дело, усердный рыцарь обратился за благословением к провинциалу (то есть начальнику отдела) ордена францисканцев, имя которого, к сожалению, неизвестно. Умный и осторожный провинциал, прежде чем дать благословение на такое опасное дело, решился проэкзаменовать проповедника, ему незнакомого; с удивлением увидал он, что Лопец местных языков не знает, с мусульманским вероучением не знаком и наконец в христианском богословии более чем неуч. Изумленный и раздосадованный этою фанатическою смелостью, провинциал бесцеремонно выпроводил рыцаря из Иерусалима и энергично велел ему убираться туда, откуда он пришел, если не хочет бесполезно рисковать жизнью. Ошеломленный таким жестким уроком и потеряв еще на галере большую часть своей слепой самоуверенности, Лопец покорно выполнил приказание и покинул Палестину. Ободранный, голодный, полузамерзший, он каким-то чудом остался в живых и ухитрился вернуться в январе 1524 года в отчасти знакомую ему Венецию. Нисколько не поколебленный целым годом неудач, упрямый васкон, едва отдохнув от тяжелого переезда, решился обращать в христианство христиан венецианских, забывших, по его мнению, все учение Христа.

Однако его и тут ждало разочарование. В нескольких диспутах, на которых он смело выступил, его унизили, осмеяли и опозорили, доказав целым рядом доводов и цитат, что он круглый невежда, которому нужно не проповедовать слово Божие, а сесть за букварь. У сконфуженного рыцаря Св. Девы открылись, наконец, глаза, и он понял свой промах; другой на его месте махнул бы рукою на свою проповедническую страсть и, быть может, вернулся бы на военную службу, но Иньиго Лопец был не из таких. С упрямством и настойчивостью горца-васкона он соединял страшную силу воли и изумительное терпение. При знакомстве с такими характерами становится вполне понятною итальянская поговорка: “Если испанцу нужно вбить в стену гвоздь, а молотка под руками не будет, то он заменит его своей головой и вобьет гвоздь в стену”. Лопец стал обдумывать свое положение и изыскивать способы достичь намеченной еще в Лойоле цели: укрепить веру в Бога и этим приобрести известность и славу. Неуспех его посланничества происходил от двух причин: он был вполне необразованный человек и действовал до сих пор один; следовательно, ему необходимо получить научное образование и создать духовное братство, воинствующее во славу Божию. Таким образом, в Венеции пришла Лопецу впервые мысль об ордене иезуитов, а не в пещере подле Манресы, как уверяет не в меру усердствующий биограф Лопеца, иезуит Рибаденейра, старавшийся доказать, что чуть ли не со дня рождения предназначение великого человека было ясно до очевидности. Непосильная задача для 33-летнего рыцаря Св. Девы нисколько не устрашила и не поколебала его. “Это нужно – значит, это должно быть сделано” – вот, вероятно, как формулировал Лопец свою новую задачу. А раз решившись, он не откладывал дела. Учиться латыни, этому первоисточнику всей премудрости того времени, Лопец не хотел в Италии, так как он никогда не владел хорошо итальянским языком; поэтому он нашел необходимым возвратиться в Испанию, а именно в Барселону, в которую не мог попасть по причине чумы два года тому назад, то есть при бегстве из замка Лойола. Но чтобы скорее попасть туда, надо было добраться до Генуи, а как раз в это время северная Италия сделалась театром войны Карла V с французским королем, неукротимым воителем и блестящим баловнем женщин, Франциском I.