Берта Порозовская - Александр Меншиков. Его жизнь и государственная деятельность

Вступление на престол Екатерины было, как мы уже указывали, не только торжеством, но и спасением для “светлейшего” князя. Страшная опасность, которая возникла для него со смертью Петра, благополучно миновала. Он вознесся еще выше, стал еще могущественнее. Но в конце концов, при всех своих государственных заслугах он все же был временщик, обязанный своим могуществом личным отношениям с государыней, и мысль о том, что станется с ним и с его семейством в случае ее смерти, естественно, не покидала его даже в период наибольшего его торжества. В связи с этой заботой об обеспечении своего будущего находится, без сомнения, и вмешательство князя в дела курляндские.

Отношение Меншикова к курляндскому вопросу и его образ действий в этом деле летом 1726 года представляют собой весьма интересные данные для характеристики временщика. К сожалению, рамки нашего очерка позволяют нам только вкратце коснуться этого эпизода. Мы уже говорили, что в 1710 году Петр выдал свою племянницу Анну Иоанновну за молодого герцога Курляндского. Но герцог через несколько недель умер, и так как после него не осталось детей, то герцогский престол сделался вакантным. Необходимо заметить, что Курляндия с XVI века находилась в ленной зависимости от Польши. Последняя хотела теперь воспользоваться прекращением династии, чтобы окончательно присоединить к себе Курляндию и сделать ее польской провинцией. Курляндцы со своей стороны мечтали о полной независимости. В то же время составилась партия, тяготевшая к России. Временно вопрос был решен тем, что поляки назначили администратором дядю покойного герцога, Фердинанда, бездетного старика, очень непопулярного в Курляндии и потому оставшегося жить в Данциге. Но в 1726 году, ввиду преклонных лет администратора, вопрос снова выступил на сцену. К тому же в числе претендентов на герцогский престол, которые, вместе с тем, могли быть и претендентами на руку вдовствующей герцогини, выступил человек, сумевший заслужить расположение как курляндцев, так и герцогини. Это был знаменитый впоследствии граф Мориц Саксонский, побочный сын Августа Польского. Поддерживаемый тайно королем (в данном случае интересы короля и Речи Посполитой расходились: последняя была против избрания его сына, опасаясь усиления монархической власти короля), красивый, рыцарски храбрый и галантный Мориц явился в Курляндию, пленил сердца дворян, пленил вдовствующую герцогиню и был единодушно избран на сейме в герцоги. Но торжество его было непродолжительно. У него явился могущественный соперник в лице князя Меншикова.

Уже в 1711 году, проездом в Померанию, князь стал хлопотать о курляндском престоле и хотел предложить 200 тысяч рублей королю польскому, если тот поможет его предприятию. В Курляндии тогда составилась партия в его пользу, с генералом Ренне во главе. Но при Петре Меншикову трудно было ставить свои личные выгоды подле государственных; теперь же обстоятельства переменились. Пользуясь своим влиянием на императрицу, князь убедил ее открыто высказаться в пользу его кандидатуры. Под его же влиянием состоялось 18 июня очень важное для него постановление Верховного Совета, о котором сказано в протоколе заседания:

“Все советовали без всякого замедления ради отвращения от выбрания в герцоги Гессен-Кассельского и принца Морица и склонения чинов курляндских на выбрание представленных с нашей стороны, отправить знатных персон. И ее императорское величество по тому совету и по высокому своему рассуждению соизволила повелеть ехать туда светлейшему князю Меншикову, под образом будто ради осмотру полков, во осторожность от аглинской и датской эскадр, обретающихся в Балтийском море, рассуждая, что в потребный случай для пострастки курляндцам можно за Двиною те полки поставить, однако ж отнюдь никакой противности оными не показывать”.

В заключение протокола сказано:

“А ежели того курляндцы не учинят, и светлейшего князя Меншикова в герцоги не изберут, то представить им в герцоги курляндские его королевского высочества герцога гольштинского двоюродного брата, второго сына епископа Любского”.

Но Меншиков был уверен в успехе. Наконец, если бы даже его собственная кандидатура не была принята, то он надеялся обеспечить свою дочь, выдав ее за голштинского принца после выбора последнего в герцоги.

Случилось, однако, не так, как он рассчитывал. Посланный вперед, с целью подготовить почву, князь Василий Лукич Долгоруков, один из искуснейших дипломатов Петровского царствования, ничего не добился. Курляндцы, успевшие тем временем избрать Морица, объявили ему, что сейм разъехался и определения его отменить нельзя. Что же касается Меншикова, то он все равно не может быть избран, так как он не немецкого происхождения и не лютеранин; принцу же Голштинскому только 13 лет и, следовательно, до его совершеннолетия Курляндии никакой пользы от него быть не может.

Не помогло и личное появление Меншикова (10 июля) в сопровождении 12-тысячного войска. Несмотря на полученную инструкцию, запрещавшую ему всякие насильственные приемы в обращении с курляндцами, князь позволил себе грозить депутатам, в случае ослушания, Сибирью, а Курляндии вторжением войска. Но депутаты, оскорбленные его повелительным тоном, твердо заявили, что могут получать приказания только от польского правительства. Кончилось тем, что Меншиков, не отваживаясь приступить на деле к сильным мерам, которыми угрожал на словах, и получив приказ императрицы вернуться в Петербург (от 16 июля), должен был выехать из Курляндии без всякого успеха.

А между тем, его самоуправство и насильственный образ действий, который мог вовлечь Россию в войну с Полыней, успели сильно поколебать его кредит у императрицы. Враги его с герцогом Голштинским во главе, конечно, не замедлили воспользоваться его промахом и представить его поведение в Курляндии в самых черных красках. Вдобавок князь своим бесцеремонным обращением вооружил против себя и вдовствующую герцогиню, которая поехала жаловаться на него в Петербург. Таким образом, против отсутствующего фаворита составился целый заговор, в котором приняли участие и обе царевны. “Вся царская фамилия, – доносил цесарский посол Рабутин Карлу VI, – раздражена оскорблением, нанесенным Анне Иоанновне, и требует удовлетворения”. Назначена была комиссия для расследования образа действий князя в Курляндии. По-видимому, дела его принимали опасный оборот. Но Меншиков приехал, свиделся с императрицей и скоро – в первых же числах августа – следствие было прекращено, и все замыслы врагов обращены в прах.

Да оно и понятно. Тот же самый курляндский инцидент, выставивший в ярком свете самоуправство князя и давший против него оружие врагам, обнаружил еще ярче, в какой степени он нужен России. Благодаря его отъезду выяснилось, что настоящим деятелем, дававшим ход всей государственной машине, был именно он. “Без него как-то все дела остановились”, – писал саксонский резидент Лефорт. Другие вельможи в сущности не умели заниматься делами. Да и сами противники Меншикова, хотя бы тот же герцог Голштинский, затевая с ним борьбу, имели в виду лишь ослабить его могущество, подорвать доверие к нему императрицы и занять его место. Но совершенно устранить князя приверженцы Екатерины не желали и не могли, как главную опору их партии, как единственный военный авторитет, который можно было противопоставить другому фельдмаршалу, предводителю украинской армии, князю Михаилу Михайловичу Голицыну, принадлежавшему к лагерю великого князя.