Берта Порозовская - Александр Меншиков. Его жизнь и государственная деятельность

И действительно, самое горькое было еще впереди. С каждым днем Меншикову придумывают новые наказания; нарочные один за другим посылаются вдогонку к Пырскому с разнородными приказаниями – то снять с детей князя ордена, то отобрать у него царских лошадей и экипажи, то лишить ордена Арсеньева, добровольно последовавшего за княжной в должности гофмейстера, то, наконец, отправить Варвару Арсеньеву в Александровский монастырь. Эта свояченица князя особенно тревожила его врагов. Некрасивая, горбатая, но одаренная редким умом, приятным и занимательным разговором, она пользовалась большим уважением со стороны Петра I и Екатерины. Меншиков охотно советовался с ней в делах семейных и даже служебных, находя в ней полное сочувствие своим честолюбивым планам. Враги постарались разлучить его с этой советчицей.

Тем не менее Меншиков первое время по прибытии в Раненбург еще надеялся на то, что его оставят тут в покое. В своем несчастии он утешал себя тем, что может, наконец, отдохнуть после всех тяжких трудов, после забот и треволнений придворной жизни, наслаждаясь своими несметными богатствами. Не зная, что все его письма перехватываются и отсылаются в Верховный Совет, он то и дело посылал приказы управляющим своих многочисленных имений, требовал высылки разных припасов, указывал, как употреблять доходы.

Но эти мечты о спокойной жизни скоро рассеялись.

Ссылка Меншикова произошла без всякого суда, по одному лишь приказу 12-летнего императора. Враги прежде всего спешили выпроводить опасного человека из Петербурга. Теперь надо было все-таки найти оправдание своему образу действий, надо было заклеймить его открыто, всенародно, чтобы никакой возврат к прошлому не был возможен.

В ответ на разосланные указы о доставлении сведений о действиях опального князя, посыпались со всех сторон обвинения. Казенные учреждения, частные лица представили жалобы о захвате казенной собственности, денежные претензии. Это дало Верховному Совету предлог описать всю движимость Меншикова в петербургских и московских его домах, в приморских дачах, деревнях и заводах.

Мы не будем останавливаться здесь на подробном перечислении колоссальных, чисто сказочных богатств князя, которые были обнаружены этой описью. Скажем только, что у него было конфисковано 90 тысяч душ крестьян, города Ораниенбаум, Ямбург, Копорье, Раненбург, Почеп и Батурин; 4 миллиона тогдашних рублей наличной монетой, капиталов в лондонском и амстердамском банках на 9 миллионов рублей; бриллиантов и разных драгоценных вещей на 1 миллион; три перемены, по 24 дюжины каждая, серебряных тарелок и столовых приборов и 105 пудов золотой посуды. Но это было еще не все: кроме имений в России, у князя были еще значительные земли в Ингрии, Ливонии и Польше, король прусский пожаловал ему поместье Речек, а император германский – герцогство Козельское. Что же касается домов, отличавшихся самой роскошной меблировкой, драгоценной домашней утвари, одежды, усыпанной драгоценными каменьями, – то этому добру и счета не было. Одна опись вещей, взятых Меншиковым с собой в Раненбург, продолжалась 3 дня.

Всего этого колоссального богатства, нажитого ценою стольких неправд, пришлось князю лишиться. Ему оставлены только самые необходимые вещи. Но это были мелочи. Вслед за жалобами, вызвавшими конфискацию, последовало обвинение более важное. 3 ноября 1727 года граф Головин, русский посланник в Стокгольме, прислал в Совет секретную депешу, в которой сообщал со слов какого-то надежного приятеля, что при покойной императрице, когда союзники Швеции угрожали нам войной, Меншиков обнадеживал шведское правительство, что он не допустит Россию до войны, потому что власть над войском находится в его руках, что тот же Меншиков при многих случаях сообщал барону Цедеркрейцу, шведскому посланнику в Петербурге, о положении дел при нашем дворе, за что получил от него 5 тысяч червонцев. При этом Головин выражал уверенность, что в бумагах Меншикова найдутся какие-нибудь следы этой преступной корреспонденции.

Справедливо ли было это обвинение или нет – трудно решить. В бумагах Меншикова ничего подозрительного, оправдывающего это обвинение, не было найдено. Что ответил он сам посланным для допроса лицам, также неизвестно, так как ни донесения этих лиц, ни ответы Меншикова не сохранились в делах Совета. Во всяком случае, благодаря этому обвинению враги получили возможность придать ссылке князя совсем другой характер. До сих пор она имела вид опалы; теперь с опальным стали обращаться, как с государственным преступником. Посланный на место Пырского капитан Мельгунов получил инструкцию держать князя под самым строгим присмотром. Его окружили крепким караулом; самого князя с женою и сыном заключили в одной комнате и к дверям приставили часовых; княжны отделены в особую комнату и также при часовом. Мелыунова беспокоило даже то, что княжны могут ходить в спальню к отцу и говорить с ним – “и нам в оном не без сумнения”, – писал он в Верховный Совет.

Но и теперь Меншиков казался еще опасным тем лицам, которые заняли его место. Раненбург, по мнению Долгоруких, был слишком близок к Москве. Под влиянием Остермана император решил отправить князя куда-нибудь подальше – например, в Вятку, Архангельск и т. п., пожитки его взять, а княжне и другим детям оставить по 10 тысяч на каждого, да несколько деревень. Но Совет не торопился с исполнением этого приказания; в то время двор находился в Москве, все заняты были предстоящей коронацией, а между тем подвернулось одно, по-видимому, ничтожное обстоятельство, которое сразу изменило судьбу князя. 24 марта у Спасских ворот найдено было подметное письмо в пользу Меншикова; в этом письме, по словам современников, оправдывалось поведение князя, восхвалялись его высокий ум и способности и, кроме того, возбуждалось недоверие императора к его новым фаворитам.

Этого было достаточно. Самое строгое следствие не открыло автора письма, в котором подозревали свояченицу князя, то тем не менее Варвара Арсеньева была пострижена в монастырь, а 8 апреля подписан императором указ о ссылке князя с женой, сыном и дочерьми в Березов. Меншиков в Сибири уже не принадлежит истории. Его историческая роль кончилась. Но для психолога этот последний, непродолжительный период жизни бывшего баловня счастья, быть может, самый интересный. Если постоянная удача, могущество кружат многим головы, дают возможность развернуться их дурным инстинктам, то несчастье обнаруживает их истинную природу. Это своего рода горнило, из которого натуры более благородные выходят очищенными, тогда как натуры мелкие, слабые погибают окончательно.

На берегу р. Сосьвы, близ впадения ее в Обь, в 1066-ти верстах от Тобольска, среди дремучей тайги и пустынной тундры, приютился небольшой городок Березов. Трудно представить себе что-нибудь пустыннее, неприветливее этого заброшенного уголка. Но не одно удаление от людей служило наказанием для ссылаемых в этот край. Климат Березова увеличивал страдания. Летом, при 27 градусах жары, болотистые испарения поднимаются над городом, воздух невыносимо душен. Зимою жестокие морозы доходят иногда до 45 градусов. Земля в течение 8 месяцев укутана в снежный саван. Ночи продолжительны и мрачны. Холод захватывает дыхание и мгновенно превращает выдыхаемый пар в иней, стекла в окнах лопаются, стены домов щелкают, земля и лед растрескиваются.