Христиан Инсаров - Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность

Меттерних пожинал плоды своих побед в виде орденов, титулов, аренд и денежных наград, которые сыпались на него от всех европейских владетелей. После Венского конгресса он был возведен в княжеское достоинство, а после Лайбахского – был назначен государственным канцлером. Министры германских дворов посылали ему благодарственные адреса вроде того, который был написан после Венского заключительного акта, а придворные поэты сочиняли в честь него оды и кантаты. “Привет тебе, о великий принц, тебе, честную руку которого направляет само Провидение, чтобы повести к освобождению нас и всех наших братьев!” Так начиналась кантата, составленная поэтом Вейтом в 1813 году, когда, по случаю возвращения Меттерниха в Вену, ему была устроена серенада. Триумфальными арками и серенадами встречали повсюду Меттерниха и потом, когда он путешествовал по Италии и Германии.

Сам Меттерних не упускал случая распустить свои павлиньи перья и хвастаться на все лады, давая самому себе самые лестные эпитеты. Каким самомнением и чувством тщеславия проникнуты письма, которые он пишет во время своих путешествий. “Меня здесь ожидают, как Мессию, который должен спасти грешников, – пишет он из Италии. – Королю объединенной Италии не устроили бы такой встречи, какую устраивают мне”. Немного позже, в том же году, он пишет из Франкфурта: “Трудно себе представить, какой громадный эффект произвело мое появление на сейме!” “Как тяжело путешествовать человеку в моем положении! – пишет он из Германии в 1822 году. – Я чувствую пресыщение, подобно тому, как это чувствуют короли, от всех празднеств, устраиваемых по случаю моего приезда. На меня напали как на настоящего оракула. С тех пор, как мне посчастливилось уничтожить карбонариев, все воображают, что стоит мне только показаться где-нибудь, чтобы исчезли все препятствия, мешающие тому или другому... Люди смотрят на меня как на своего рода фонарь, который должен освещать им дорогу в настоящую темную пору”.

И вот, когда Меттерних находился на вершине своего могущества, когда он думал, что покончены счеты с революцией, что карбонарии уничтожены, – разразилась греческая буря, которая потушила благодетельный фонарь австрийского канцлера.

Греческое восстание было точно так же одним из дальнейших последствий французской революции. Еще во время своего похода в Египет Наполеон призывал греков к борьбе с турками. Но у них отсутствовало тогда национальное сознание, а главное – материальные средства. Греция была страной бедной по своей природе и без значительной торговли; она была отделена от остальной Европы вековым рабством, невежеством и естественными препятствиями: горами и морем. Из этой изолированности вывел Грецию опять-таки Наполеон. Ее экономический подъем явился одним из неожиданных последствий Наполеоновской континентальной системы. Когда коммерческие флоты европейских государств спустили свои паруса и гавани закрылись для английских товаров, – тогда наступило царство маленьких греческих шхун, которые, ловко избегая таможенного надзора, брали английские товары с острова Мальта и распространяли их по берегам Австрии, Италии, Испании, Португалии и даже Франции. И это продолжалось так семь лет, то есть все время господства континентальной системы. Тот же Наполеон, который дал Греции возможность обогатиться, подготовил и первых вожаков греческого восстания. Как известно, Ипсиланти и другие греческие деятели служили в русской армии и прониклись тем же патриотическим духом, который возбудила борьба Наполеона среди всего русского офицерства. Это были раскаты того же грома, который потрясал Францию в 1789 году. Пока Меттерних подавлял революции в Испании, Неаполе и Пьемонте, семиглавая гидра показалась в скалистых пещерах Эгейского моря.

Первые известия о восстании были получены на Западе в марте 1821 года, когда Меттерних и император Александр находились еще в Лайбахе. Нетрудно понять, как должен был отнестись Меттерних к греческому восстанию. С одной стороны, оно угрожало владычеству Турции, существование которой, как нам известно, составляло один из догматов австрийской политики на Востоке. С другой стороны, греческие повстанцы были теми же карбонариями, как выражался Меттерних, которые восстали против своего законного государя и угрожали своим примером раздуть революционный пожар и во всей остальной Европе. В этом отношении политика Австрии была точно и ясно определена заранее. Она по своей непреложности действительно принимала характер настоящей религии, как выражался Меттерних в письме к Эстергази, австрийскому посланнику в Лондоне.

Для России же это дело представлялось немного иначе. С теоретической точки зрения император Александр, конечно, не мог не соглашаться с тем, что один общий дух “неповиновения и мятежа” пронизывал как неаполитанскую, так и греческую революции. Но, с другой стороны, русские интересы на Востоке были противоположны австрийским. Еще со времен Петра Великого завоевание Константинополя сделалось целью русской внешней политики, и поэтому Россия должна бы приветствовать всякое событие, которое ускорило бы падение Турецкой империи.

Кроме того, Россия исстари являлась как бы покровительницею христиан Турецкой империи, и не прийти на помощь грекам теперь, когда свирепствовали турецкие янычары и башибузуки, значило бы подорвать свой собственный авторитет и потерять ту поддержку, которую русская политика находила среди христианских подданных Турции.

Таким образом, русская дипломатия была поставлена перед трудной дилеммой: поддерживать греков – или предоставить их собственной судьбе, что было равносильно оказанию поддержки Турции. В первом случае император Александр впал бы в противоречие с охранительными началами; во втором – он нанес бы тяжелый удар русскому влиянию на востоке. Как увидим ниже, царь не примкнул ни к одному из этих двух решений; отсюда и та неопределенность, которой отличалась его политика во время греческого движения.

Мы упомянули, что, когда известие о восстании было получено в Лайбахе, царь тотчас же позвал к себе Меттерниха и вместе с ним решил “предоставить греческое движение своей собственной судьбе”.

Так же поступил царь Александр и с сербами за восемь лет до греческого восстания. Во время его пребывания во Франкфурте в 1813 году к нему явилась сербская делегация с просьбой помочь им против турок. Царь отказался. Как тогда, так и теперь, во время греческого восстания, он жертвовал традиционными русскими интересами на востоке во имя охранительных начал.

Император Александр предполагал, что греческое восстание будет подавлено раньше, чем общественное мнение в России и на Западе успеет высказаться за греков. Эти расчеты оказались ошибочными. Восставшие успешно боролись с турками, все усилия которых кончались обычными жестокостями, вызывавшими всеобщее негодование. Борьба против греков пробудила фанатизм в мусульманском населении, которое начало мстить другим христианам за военные неудачи в Греции. Само турецкое правительство, желая предупредить всякое революционное движение со стороны других христианских народов, приняло ряд предохранительных крутых мер. Оно бросило в тюрьму находившихся с 1820 года в Константинополе сербских депутатов и объявило их заложниками. В 1821 году турецкое войско заняло Молдавию и Валахию, откуда был дан первый сигнал к восстанию. Оккупация дунайских провинций и арест сербских депутатов были нарушением международного права и, в частности, постановлений Бухарестского русско-турецкого договора. Кроме того, турецкое правительство закрыло проход через пролив торговым судам, отправляющимся к берегам России. Эти обстоятельства должны были вывести из пассивности русское правительство и заставили его вмешаться в греческие дела. Русское правительство отправило ультиматум Турции, требуя от нее восстановления прежнего порядка вещей в дунайских провинциях и обеспечения свободы торговли в Черном море. Что касается греков, то русское правительство не признавало за ними никаких прав, считая их революционерами, но требовало в то же самое время от Турции, чтобы она отличала мятежников от остального греческого населения и не распространяла бы на последнее тех строгостей, которых заслуживали первые. Нежелание Турции удовлетворить требования русских привело к разрыву дипломатических отношений. Конфликт с Турцией поставил русского императора перед трудной дилеммой. Самым естественным исходом из этого положения являлась война: нужно было силою оружия заставить Турцию принять условия России. К этой развязке побуждали царя и его советники, главным образом Каподистрия, который, кроме общих соображений, руководился в данном случае и своим патриотическим чувством. Но это решение не встретило полного сочувствия императора Александра, который не желал восстанавливать против себя своих союзников, а в частности Австрию. Тут на помощь колеблющемуся Александру явился Меттерних.