И. Иванов - Петр Великий. Его жизнь и государственная деятельность

Такая всесторонняя деятельность и громадный труд возможны только при могучей организации. Петр напоминает собою тех сказочных богатырей, о которых в русской песне поется: “Сила-то по жилочкам так живчиком и переливается, грузно от силушки, как от тяжелого беремени”. Но величавая фигура Преобразователя, пропорционально сложенная, не подавляла своими размерами. От полного, смуглого, точно изваянного лица веяло спокойствием и глубокой сознательностью. Быстрый, проницательный, немного презрительный взгляд, крупный массивный лоб останавливали на себе внимание наблюдателя. Глаза большие, черные, “то величаво приветливые и радушные, то огненные и даже свирепые, они всегда выражали твердость и решительность”. Голос он имел звучный, громкий, произношение чистое, сановитое. Закинутая назад грива черных кудрявых волос придавала лицу вдохновенное выражение, несколько смягчавшее воинственный вид, быстроту и порывистость его движений. Наиболее схожий портрет Петра Великого сделан голландцем Моором в 1717 году в Гааге; замечательный по мастерству – принадлежит кисти Когравака. Полным собранием его изображений, во всех возрастах и разных костюмах, увешаны стены двух зал в Императорской публичной библиотеке.

Петр Великий представляет совершенно своеобразную личность не только в истории России, но и в истории всего человечества. Ему много помогло в преобразованиях самодержавие; но его частная жизнь, его личность несомненно отмечены печатью гениальности, а следовательно, оригинальны. Сущность натуры Петра, – говорит Костомаров, – всего лучше выясняется, если сопоставить с ним вечно резонирующего и нерешительного Гамлета. В Петре не гений художника, понимающий смысл человеческой натуры, а сама натура создала обратный тип человека с неудержимою и неутомимою волею, у которого всякая мысль тотчас обращалась в дело. “Я так хочу, потому что так считаю хорошим, а чего я хочу, то непременно должно быть” – таков девиз всей жизни этого человека. Когда говорят об “эпохе преобразования”, в воображении потомства встает монументальная фигура Петра Великого среди обломков московской старины. Москва, восприняв элементы культуры и прогресса, создала техника Piter'a и императора Петра I. В них преобразился царь московский. Исторический процесс сочетал самодержавную власть, наследованную от предков, с потребностью обновления, вызванною экономическим и политическим ростом России.

Государственный бюджет достигал в конце царствования Петра до 8 с половиной миллионов. Новый подушный оклад заменил старые подати: табельные, повсегодные и запросные, и дал значительный против прежнего излишек (2,8 млн.); 3/4 государственных средств расходовались на содержание военного ведомства, сухопутного (4,6 млн.) и флота (1,4 млн.). Из остальной же четверти покрывались расходы на дипломатию, администрацию, двор, общественные постройки и прочее. Должно заметить, что подушная подать установлена была, когда казенные издержки выросли из рамок табели; все свободные средства центральных и местных касс были израсходованы на покрытие содержания армии и флота, и старые способы увеличения государственных доходов оказались недействительными перед грозным фактом истощения платежных средств и уменьшения коренного населения России.

Чрезмерный рост расходов на военные надобности и тяжесть податного обложения – таковы главнейшие черты государственного хозяйства при Петре Великом; к ним присоединяются существенные недостатки административно-финансовой организации. Деление России на военные округа вызывалось финансовым кризисом и отчасти подражанием шведской системе. Расквартирование армии по губерниям подвергло население многим неприятностям солдатского постоя. Передача казенных сборов и расходов в местные кассы лишала приказное управление некоторых функций и прежних материальных средств. Негубернские поступления стало ведать новое учреждение, сенат. С падением приказов явилась необходимость в центрально-административной системе. Перемена столиц облегчила реформу, а соседство со Швецией указало для нее образцы. Но коллегии и провинции на практике столкнулись с ранее учрежденными губерниями и сенатом и не были достаточно точно согласованы во взаимных функциях.

Сенат постоянно требовал новых указов. “Делайте по своим соображениям: как я могу вам указывать из-за такой дали!” – пишет Петр, увлеченный военными и политическими делами. Введение новых учреждений было подготовлено “стихийно”, обсуждалось “коллективно” сотрудниками Преобразователя. Но коллегиальная система требовала от русских непривычных для них самостоятельных общих действий. Реформа не могла национализироваться, совершенно выродилась, потеряла сущность, осталась одна форма. Взятки, казнокрадство и медлительность в делах вскоре напомнили русским “московскую волокиту”. Чтобы обеспечить законность и порядок, необходима была новая коренная реформа государственных учреждений.

Централизация государственной власти при Петре достигла своего высшего развития. Народ прежде всего должен был отстоять свое политическое бытие. Одна часть населения обречена на пожизненную службу государству, другая должна была работать в крепостной зависимости для поддержания и удовлетворения высших сословий. Главные средства государства тратились на содержание военной силы. Положение многочисленного класса хлебопашцев во многом ухудшилось против прежнего.

Завоевания, сделанные при Петре, главным образом преследовали экономические и культурные цели. Вследствие приобретения морских берегов возникли новые отрасли промышленности и внешняя торговля. На фабрично-заводскую деятельность правительство обращало особенное внимание. Кроме казенных фабрик, учреждено было множество частных. Правительство освобождало первого устроителя от казенной службы, приказывало продавать произведения русских фабрик дешевле, давало субсидии и разные льготы промышленникам. При Петре учреждены были частными лицами и компаниями новые фабрики: полотняные, суконные, шелковые, писчебумажные, игольные и пр.; заводы: сахарные, крахмальные, кожевенные, железоделательные и пр. – в Петербурге, Москве, Казани, Астрахани и во многих губерниях.

В то же время, вследствие открытия новых путей сообщения, необыкновенно успешно развивалась внешняя и внутренняя торговля. Летом 1722 года к Петербургу пришло с товарами 116 иностранных кораблей, к Рижскому порту прибыло 231 и отошло 235 кораблей; пошлин с товаров взято 125 тысяч ефимков. Правительственные агенты пишут, что в заграничные порты явились русские корабли. Указано печатать прейскуранты иностранных товаров в главнейших городах Европы, “дабы знали, что дешево или дорого”. Морская торговля быстро развивается: в 1724 году к Петербургу прибыло уже 240, к Выборгу – 28, к Ревелю – 62, к Нарве – 115, к Риге – 303 иностранных корабля с разными товарами. Из Константинополя Неплюев пишет царю: “Не только полезно, но и нужно в настоящий союзный договор внести, чтобы были русские консулы в Шемахе и в крымских городах – Хотине, Бендерах и Перекопе”. Из всех областей Двинской системы возят товары в Архангельск; пенька вся идет в Петербург; в Нарву доставляют товары псковичи; на реках Косиле, Двине и Торопе грузятся для Риги; усиленно идут работы по Ладожскому каналу, чтобы открыть водный путь из Москвы в Петербург.