С. Южаков - Михаил Сперанский. Его жизнь и общественная деятельность

Богатый государственными трудами, самыми многосторонними и самыми важными, этот период в жизни Сперанского в высшей степени беден служебными и иными личными успехами. Произведенный, еще до приближения к власти, в 1801 году, в действительные статские советники, Сперанский за все десятилетие, когда, состоя сначала при министре внутренних дел Кочубее, потом при Александре I, располагал громадной властью и влиянием, получил всего в общем порядке чинопроизводства в 1809 году чин тайного советника и никаких материальных гарантий своей независимости в будущем, хотя такие гарантии в виде всемилостивейших пожалований и были тогда общим правилом. Сперанский не последовал этому правилу и с высоты своей власти пал в 1812 году таким же бедняком, каким был за десять лет до того, до приближения к власти. Не более того заботился Сперанский о приобретении и других гарантий своего положения, вроде установления связей и отношений с влиятельными вельможами того времени. Овдовев молодым человеком, Сперанский, как мы уже знаем, остался навсегда вдовцом. Будучи первым после императора человеком в империи, тридцати с небольшим лет, он отличался к тому же привлекательной наружностью, симпатичным характером и, по общему свидетельству, имел успех среди женщин. Однако, оставаясь романтически верен памяти жены, Сперанский не попробовал закрепить свое положение брачными узами с аристократией. Столь же мало приложил он старания и заботы об укреплении дружеских связей с вельможным и сановным миром, охотно искавшим этой дружбы. Описав скромное жилище Сперанского, барон Корф так продолжает: “Жилищу соответствовал весь образ жизни – скромный, тихий, уединенный. Еще во время служения своего в министерстве внутренних дел наперсник Кочубея был довольно недоступен“. Эта недоступность извинялась многоделием... Впоследствии, когда император Александр приблизил его к себе, Сперанский, оставаясь по-прежнему более работником, нежели царедворцем, еще реже стал показываться в свете... Вспоминая в Перми об этой эпохе своей жизни, Сперанский рассказывал, как он работал нередко по восемнадцать часов в сутки и до того расстроил свое здоровье, что не мог под конец употреблять пищи, не приняв наперед лекарства, а временами по целым неделям не мог разогнуть спины”.

При такой работе, конечно, некогда было устанавливать связи в высшем обществе, где им были недовольны за это и он не имел партии. Скромная обстановка, более нежели скромные средства, уединенный образ жизни, весь посвященный государственным делам, громадные труды и гордая нравственно-независимая изолированность от придворного, вельможного и сановного мира с его интригами и партиями; наконец, отсутствие всякой заботы о личной карьере и редкая преданность заботам о государственных и общественных нуждах – в таких чертах вырисовывается жизнь и личность Сперанского в этот период его силы и власти. Немудрено, если его личная карьера оказалась вскоре столь непрочной. Немудрено также, если плоды его забот и трудов на пользу государственную и общественную оказались в то же время столь обильны, разнообразны и благодетельны. И чем выше и серьезнее было значение его государственной деятельности, тем превратность его личной карьеры должна была обнаружиться быстрее и трагичнее. Остановимся вкратце на деятельности Сперанского, чтобы затем перейти к жестоким превратностям личной жизни русского реформатора.

“Из мысли Александра I дать своему государству новое органическое устройство, читаем мы у барона Корфа, – естественно, истекала и мысль о составлении законов гражданских”. Александр сначала поручил это дело известному екатерининскому вельможе и деятелю, графу Завадовскому; дело не клеилось и было передано в министерство юстиции, где министром в это время был князь Лопухин (прежний генерал-прокурор, см. выше гл. II), а товарищем самый талантливый и образованный член неофициального комитета, Новосильцев. Комиссия составления уложения была организована на широких основах. Под непосредственным руководством Новосильцева, главное заведование работами было поручено ученому, немецкому юристу барону Густаву Розенкампфу. Это было в 1803 году. Дело, однако, не двигалось, и в осень 1808 года состоялось высочайшее повеление о назначении Сперанского членом комиссии. “Это назначение было тяжелым ударом для Розенкампфа, – пишет барон Корф. – При Лопухине и Новосильцеве он умел поставить себя в независимое положение и, распоряжаясь в комиссии полным хозяином, мечтал о славе быть единственным законодателем России, а еще более об ожидавших его за то почестях и наградах. И вот честолюбивые замыслы его были потрясены в основании: он очень хорошо знал деятельность и дарования нового члена совета комиссии, зная и то, что Сперанский поступает в нее не с целью быть праздным свидетелем чужих трудов. Нетрудно поэтому понять, что Розенкампфом, при его тщеславном, наклонном к интриге и мечтательном характере, с самой первой минуты овладела глубокая ненависть к человеку, так внезапно ставшему на его пути, и что уже никакие действия этого человека не могли найти себе пощады перед его судом”. Отмечаем эту черту, потому что вскоре разные вельможные враги Сперанского воспользовались этой тупой ненавистью немецкого гелертера, чтобы добыть против Сперанского и его деятельности аргументы и “от науки”.

Назначение Сперанского состоялось 8 августа, затем последовала поездка в Эрфурт, а вскоре по возвращении Сперанский был назначен на место Новосильцева товарищем министра юстиции, со специальным поручением взять в свое ведение и руководство комиссию законов. Состав ее и штат были немедленно преобразованы, и 8 февраля 1809 года проект уложения гражданских законов был готов вчерне, а с 1 мая, когда собрался новый совет комиссии (Сперанский, Лопухин, Завадовский, Новосильцев, Чарторыйский, Потоцкий, Алексеев и Карнеев), был уже внесен на ее рассмотрение. В рассмотрении, исправлениях и печатании прошла остальная часть 1809 года, а 1 января 1810 года, при самом открытии государственного совета первая часть гражданского уложения была внесена в государственный совет. Сама комиссия получила преобразование; она, с директором Сперанским во главе, была причислена к государственному совету, а ее собственный совет упразднен. По мере того, как государственный совет рассматривал, при деятельном участии Сперанского, первую часть, готовилась и редактировалась вторая (право вещественное) и третья (право договорное). Как шла эта громадная работа, сообщает барон Корф: “Розенкампф еще упражнялся в составлении предварительных проектов, но участие его в том оставалось уже без всяких результатов для дела. Все, что он писал, было беспощадно мараемо Сперанским и большей частью переделываемо заново. Впрочем, как уже не существовало никаких предварительных комитетов или советов, то все, под собирательным именем комиссии законов, ограничивалось личной работой его директора. Первая и вторая части были рассмотрены и одобрены государственным советом в течение 1810 года, но затем дело затянулось, и третья часть рассматривалась уже после падения Сперанского. Уложение это, как известно, никогда не стало законом, как многое из трудов Сперанского, брошенных с его падением. Сам Сперанский впоследствии не был особенно высокого мнения об этой работе своей, но, кроме этого мнения человека скромного и во многом частью разочарованного, никто из наших ученых юристов, сколько нам известно, не взял на себя труд оценить громадную работу Сперанского, сделанную в такой короткий срок и, можно сказать, без сотрудников”.