Василий Минаков - Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

— Приказа? О чем?

— О моем переводе. В аэродромную команду. Без заключения медицины.

— А-а, — улыбается. — Вы садитесь! Без заключения, говорите? Садитесь, садитесь, вот табурет. Василий... Иванович, так ведь? Степан Афанасьевич. Да, так о чем... Ознакомились с экипажем, успели?

— С Пановым, стрелком-радистом, успел. За полсотни совместных боевых вылетов. Со штурманом тоже, хоть и поменьше. А вот с воздушным стрелком...

Смеется. [20]

— Боитесь, что вообще не придется? В воздухе, значит, привыкли знакомиться? Пятьдесят вылетов, говорите?

— Скажете, тут и за двести у многих?

— Не скажу. Пятьдесят — тоже немало. А вот поговорку одну напомню. Слышали, верно, — насчет порядка... Как у вас взгляд вообще-то на эту вещь?

— Положительный. Поэтому и пришел к вам. Боевого летчика отстранять от полетов...

— Ну уж и отстранять! Просто в воздух не выпускать без сдачи зачетов. Слышали о таком порядке?

— Вроде слышал. Давно. Года за два, дай память, еще до войны, когда и был выпущен в этот... воздух.

Ясно, что вел себя непозволительно вольно. Но перестроиться уже не мог. Да и какого черта, в самом-то деле...

Майор и не думал одергивать. Кивал, улыбался, будто и ему нравился разговор в таком тоне.

— В самом деле давненько. И, как я понял, ведь не у нас?

— Ах вон что! Другой у вас воздух. Атмосфера поделена. Может, и «эрликоны» у немцев — одни для гвардейцев...

— Не знаю, не знаю, — смеется, разводит руками, — насчет «эрликонов». А атмосфера... Что ж. В некотором смысле, возможно, и да. Несколько и иная. В отношении некоторых вещей. Ну вот, к примеру... Знакомая, верно, и вам картина? С опытом летчик, с боевым стажем, с самыми лучшими летными данными... И даже не то чтобы после ранения или из запасного, в тылу засидевшийся «безлошадник», а тут же вот и воюет, летает без перерывов, и вдруг...

— Проваливается на зачете?

В глазах замполита впервые мелькнула досада.

— На взлете. Буквально «проваливается» и...

— И что досадно — по самой элементарной причине! [21] — его же голосом подхватил. — Про триммер забудет или про шаг винта...

— Ну да, и про триммер.

— И это причина?

— А что, по-вашему?

— Что... Война!

— В самую точку попали, Василий Иванович! Правда, хотелось бы поконкретней.

Я заскрипел табуретом, готовясь подняться.

— Не торопитесь, — положил на колено мне руку. — Расставим все по местам. Во-первых, за триммер не я, а вы зацепились. Я это причиной не называл. Следствием, так разумелось скорее, поскольку об опытном летчике речь. Война, даже если конкретней — плохие аэродромы, перенапряженный режим полетов, — тоже никак не причина, поскольку взята за условие, так? Само собой разумеющееся в задачке. А вот теперь и вернемся к вопросу: так в чем же дело?

— Ну... в состоянии летчика.

— Во!

— А зачеты тут и помогут!

— Вовсе-то не помогут, но вероятность аварий снижают, как опыт наш показал. Как-нибудь загляните в штаб, убедитесь. Доказано по теории вероятности. И возражения исключены, ссылки на рост мастерства и так далее. Помогают! А чем объяснить... Ясно, что не в инструкциях дело, хоть, впрочем, и это... Наблюдали, чай, за собой? Раз пренебрег чем-то из-за условий, второй... А третий — уж без условий.

Я не мог не кивнуть.

— В аэроклубах зазнайством когда-то еще называли. Наивно, но дело-то не в словах. Обратная сторона навыка. Потеря чувства новизны, следствие безнаказанности... Но главное даже не в том. В психологической, что ли, зарядке. Вот последите потом, зайдете, поделитесь. Опыт ведь он по крохам накапливается... [22]

Вот так. Сам угодил в теоретики. В пользу зачетов. Но это уж по инерции иронизировал, а настроение... Черт-те что наболтал! Не было же у них недоверия, ни там еще чего — просто порядок. В чужой монастырь... Эту, наверно, имел он в виду поговорку. И что досадно — ведь сам все знал! Точно так же сказать бы мог и об авариях, и об опасных привычках... Знал и спорил, вот именно как мальчишка. Что он подумает, замполит? Воюют люди с начала войны, выводы сделать успели...

— Ну а когда зачеты, товарищ гвардии майор?

— Степан Афанасьевич. Думаю, скоро, война не ждет. Да и вы уже, вижу, дозрели.

— Как бы не перезреть, — все же не удержался.

— И это возможно. Обратная сторона. Сбить навык излишним контролем, уверенность подорвать... Впрочем, в вашем-то случае, как я понял...

Тоже в долгу не остался. Распрощались, смеясь.

Уже в дверях вспомнил:

— Да, Степан Афанасьич... Если к зачетам готовиться, так зачем же в наряд через день? Или и это входит в психологическую зарядку?

Замполит оторвал взгляд от бумаг, серьезно подумал.

— А что? Вполне вероятно. Вот последите потом за собой...

Обстановка на туапсинском направлении оставалась сложной. Противник готовился к наступлению, угроза его прорыва в город еще не была снята.

В деле снабжения войск 18-й армии, оборонявшей этот ответственнейший участок, важное значение приобретали морские перевозки. Корабли доставляли в Туапсе пополнение, боеприпасы и продовольствие, а разгрузившись, открывали огонь по сосредоточениям вражеских войск. [23]

Противник всячески стремился перерезать эту коммуникацию. Его подводные лодки рыскали у самого побережья; дошло до того, что одна из них всплыла и обстреляла из своих пушек поезд, шедший вдоль берега. Торпедные катера, базирующиеся в Киик-Атлама, в Феодосии и Анапе, производили ночные набеги на корабли и транспорты, курсирующие между Туапсе и Новороссийском.

Действия вражеских подлодок и торпедных катеров у береговой черты обеспечивали гидросамолеты «Дорнье-24». Держась вне зоны действия зенитных батарей, летая на сверхмалых высотах, они назойливо висели над морем, пока не появлялись наши истребители. Их приближение они улавливали своими бортовыми радиолокационными станциями и своевременно уходили в сторону моря. Выждав, появлялись снова. Цель их полетов была очевидна: получить сведения о выходе в море наших кораблей и конвоев. Дерзость гитлеровских летчиков доходила до того, что они садились на воду вне досягаемости огня с береговых постов и оттуда часами спокойно вели наблюдение.

Командование Черноморского флота принимало все меры, чтобы не допустить срыва морских перевозок вдоль побережья. Важнейшая роль в борьбе с обнаглевшим врагом отводилась морской авиации. Для борьбы с торпедными катерами и сидящими на воде гидропланами в нашем полку в кратчайший срок несколько самолетов было переоборудовано и вооружено реактивными осколочно-фугасными снарядами калибра 132 миллиметра. Особое внимание уделялось воздушной разведке. Она должна была вестись постоянно и целенаправленно. Штаб полка разработал план, предусматривающий систематические полеты самолетов-разведчиков в заданных секторах, на которые были разбиты требующие постоянного внимания районы моря и побережья. [24]