Василий Балакин - Творцы Священной Римской империи

18 мая состоялось вознаграждение двух немецких князей церкви, прибывших с военными отрядами в Италию, аббата Фульдского монастыря Верингара, которому было разрешено взимать годовой оброк с города Меденгейма, прежде поступавший в королевскую казну, и архиепископа Зальцбургского Фридриха, которому были подтверждены древние владельческие права и иммунитет. О важности последнего пожалования можно судить и по тому, что перед императором ходатайствовали его супруга Феофано и такое влиятельное, приближенное к императорской особе лицо, как епископ Меца Дитрих. В те дни в Таренте находились также архиепископ Равеннский и епископы Шпейерский, Аугсбургский, Верчелльский и Тортонский.

В конце мая многочисленное хорошо вооруженное войско выступило в поход, направляясь в Калабрию по старой римской военной дороге, которая вела то непосредственно по морскому побережью, то уходила в глубь полуострова. Однако длительное стояние у стен Тарента и связанная с ним задержка в продвижении немцев имели своим следствием то, что войну пришлось вести в период губительной для жителей севера летней итальянской жары (чего немцы обычно избегали), а противник получил дополнительное время для собирания сил. Весть о движении императорского войска достигла эмира Сицилии, который незамедлительно принял брошенный вызов и объявил священную войну. Еще в то время, когда император находился у стен Тарента, Абуль-Касим переправился через пролив и двинулся через горы Калабрии к восточному побережью, которого достиг близ Стило. Оттуда он продолжил движение в северо-западном направлении. Тем временем император подошел к одной из крепостей, в которой собрались бежавшие от него сарацины. Предположительно это была крепость Россано. Эмир поспешил на выручку к своим, однако, узнав, что немцы овладели крепостью, решил повернуть назад. Имперское же войско остановилось в Россано. Здесь император оставил супругу и сына под попечительством епископа Мецского Дитриха и под охраной отборного отряда рыцарей (там же остался и весь обоз) и повел большую часть войска, командование которым разделил с герцогом Баварии Отто, в погоню за противником. Эмир с частью своих отрядов занял позицию на равнинном мысу Колонне южнее Котроне, тогда как другие укрылись в ущельях гор, вплотную подходивших к морю.

Этот тактический прием в конечном счете сыграл решающую роль в исходе битвы, состоявшейся, как пишет Титмар Мерзебургский, 13 июля 982 года (впрочем, по другим источникам датировка колеблется между 13 и 16 июля). Рыцари в войске императора были полны решимости победить или умереть. Некий граф Конрад завещал в случае собственной гибели передать все свои владения в Лотарингии монастырю Св. Горгония в Горце. Расставаясь с жизнью, люди думали о спасении души. Всей своей мощью немцы обрушились на противника, и завязалась жестокая битва. Абуль-Касим, видимо, недооценил ударную силу тяжелой конницы императора, однако в тактическом отношении сарацины, имевшие большой опыт войн с византийцами, превосходили северного противника, на которого к тому же изнуряюще действовала июльская жара. Первая атака немецкой конницы оказалась сокрушительной. Боевые порядки сарацин были расстроены, и рыцарям удалось прорваться в самый центр вражеского войска, где в окружении наиболее доблестных воинов находился эмир Абуль-Касим, который вскоре и был сражен ударом меча. Арабы пришли в смятение и начали беспорядочно отступать, однако немцам не суждено было долго ликовать, поскольку из горных ущелий вылетела находившаяся в засаде вражеская конница. Те сарацины, которые уже было обратились в бегство, воспрянули духом и с новой силой обрушились на воинов императора, измученных не столько битвой, сколько южным зноем. У них уже не было сил противостоять свежему пополнению противника. Спустя короткое время арабы одержали победу. Мало кому из немцев удалось бежать — большинство были убиты (а вернее, добиты, находясь в состоянии полного изнеможения от усталости, зноя и жажды) или попали в плен. Среди множества павших в тот день источники упоминают епископа Аугсбургского Генриха, герцога Франконии Удо, императорского копьеносца Рихара, герцога Капуи и Беневента Ландульфа и его брата Атенульфа, немецких графов Титмара, Гебехарда, Гюнтера, Эцелина, Буркхарда, Деди, Кунимунта, Ирмфрида, Арнольда, Берхтольда, Верингара, двух Бецелинов и двух Конрадов. Епископ Верчелли Петр в числе многих других попал в плен.

Сам император находился в величайшей опасности. Убедившись в невозможности изменить исход битвы в свою пользу и собрать под свои знамена обратившихся в бегство, он вместе с герцогом Баварии Отто и несколькими верными ему людьми стал отходить к берегу. Затем по совершенно непонятным причинам (ни один из источников не дает объяснения) он решил спасаться в одиночку. В то время как остатки его войска отступали по суше (а точнее говоря, просто продолжали движение, поскольку сарацины вскоре прекратили преследование), сам он верхом на коне пустился, попутно срывая с себя доспехи, вплавь по морю в направлении видневшегося корабля, на борт которого его вскоре и подняли. Если бы рассказ об этом морском приключении Оттона II содержался лишь в одном источнике, его достоверность наверняка подвергли бы сомнению, столь авантюрной и невероятной представляется эта история. Впрочем, и многократное повторение того или иного сообщения в разных источниках не гарантирует его достоверности, ибо мифы живучи, и чем невероятнее, авантюрнее история, тем охотнее ее пересказывают. Оказалось, что корабль принадлежал грекам, для которых германский император представлял собой ценнейшую добычу, однако ему удалось на первых порах сохранить инкогнито. Когда же моряки узнали, кого они в действительности подняли на борт, Оттон II сумел соблазнить их обещанием богатого выкупа, и те согласились доставить его в Россано. Приплыв к месту назначения, император послал доверенного человека к супруге и епископу Дитриху, которые уже знали о катастрофе, принимая в крепости остатки разбитого войска, и сильно опасались за Оттона II. Но и в Россано продолжились его приключения: ему удалось, прыгнув за борт, бежать на берег даже без уплаты выкупа. Стены Россано защитили его и остатки его войска от дальнейшего преследования. Здесь император встретился с супругой, и между ними в первый и последний раз в жизни произошла ссора, вызванная тем, что Феофано будто бы посмеялась над поражением немцев, до небес превознося доблесть своих земляков-греков. Достоверность этого сообщения, содержащегося в жизнеописании епископа Мецского Дитриха, столь сомнительна, что его не следовало бы и упоминать, если бы о нем не говорилось практически во всех работах, где речь идет о политике Оттона II. Императрицу-гречанку многие в Германии не любили (сильно недолюбливал ее и Дитрих Мецский), рассказывая про нее небылицы, одну из которых и увековечил автор упомянутого жизнеописания. Феофано была слишком умна и воспитанна, чтобы позволять себе столь неуместные шутки.