Роберт Леки - Каска вместо подушки

И вдруг как-то сразу наступила тишина.

Взревели моторы транспортеров, и мы двинулись в сторону облака дыма.

Я немного приподнял голову над планширом, поскольку находился на месте пулеметчика. В соседнем транспортере аналогичное место занял Здоровяк. Он заметил, что я на него смотрю, кивнул в сторону острова и ухмыльнулся. Я понял, что он имел в виду, и сделал жест, который должен был означать, что все идет как надо.

— Черт знает что! — крикнул я в ветер и шум.

Здоровяк еще раз ухмыльнулся, выразив полное со мной согласие. Как раз в этот момент послышался странный удар в стальной борт нашего плавсредства, за которым последовал сдавленный звук. Воздух наполнился треском рвущейся стали, то там, то здесь показались фонтанчики и гейзеры воды.

Противник нас приветствовал! Нас встречали минометным и артиллерийским огнем. На острове Пелелиу нас ждали десять тысяч японцев, десять тысяч отважных, целеустремленных и умелых бойцов. Да, именно умелых. Падал ужасный дождь и, пока мы добрались до берега, изрядно поработал над нами.

При первом взрыве Здоровяк и я быстро нырнули под планшир, и я больше не осмеливался высовываться, пока мы не подошли на тридцать метров к берегу.

Наш транспортер находился в первой волне наступления, и, тем не менее, берег уже был покрыт разбитыми и горящими транспортерами, телами раненых и убитых. Белый песок был изрыт глубокими воронками, которые со стороны казались зелеными, — в них прятались одетые в камуфляж морские пехотинцы.

Мы остановились.

Вместе с лейтенантом Долгий Ящик из роты F, к которому я был назначен вместе с Грязным Фредом и послушным Близнецом, я перепрыгнул через борт нашего плавсредства и быстро выкопал для себя нору. Позади меня разорвался снаряд. Взрывной волной находившегося поблизости человека отбросило в одну сторону, а его ноги в высоких, зашнурованных ботинках, предназначенных специально для ходьбы в джунглях, — в другую. Это был парень, с которым мы вместе были на Новой Британии и который, когда сзади меня появились японцы, открыл огонь над моей головой. Кажется, он был жив, но война для него уже закончилась.

Лейтенант Долгий Ящик пытался что-то сказать, но я ничего не слышал и знаками показал ему, чтобы он написал все, что хочет. Он пожал плечами и отмахнулся. Значит, ничего важного. В это время впереди показался еще один морской пехотинец. Его лицо было искажено страхом. Он одной рукой крепко сжимал другую, на которой был отстрелен кончик указательного пальца, — обрубок ярко алел, как римская свеча. Это был капрал, заработавший неприязнь Хохотуна на Гуадалканале в ночь, когда произошло сражение на Типару. Тогда наш пулемет, поставленный им, шлепнулся в грязь. По-моему, на его лице, помимо страха, читался восторг и облегчение.

Мы не могли двинуться с места, но виной тому были не только минометы. На выступающем в море коралловом утесе японцы оборудовали огневую точку, откуда поливали берег пулеметным огнем. Мы нашли в утесе дыру — очевидно, это был вход в их пещеру — и забросали ее гранатами и динамитными шашками, выжигали все, что было внутри, огнеметами. И тем не менее, яростный огонь не прекращался.

Осмотревшись, я увидел, что вдоль берега тянутся заросли кустарника, за которыми располагался желанный для нас аэродром и основные фортификационные сооружения противника, которые мы позже назвали Хребтом Чертова Носа. В кустарнике я заметил желтую бабочку, мечущуюся среди зеленых ветвей. Вдали двигалось еще что-то, на поверку оказавшееся танком — нашим танком! Наступило временное затишье, и я услышал восторженные крики, раздавшиеся, когда танк ворвался на позиции напротив коралловой крепости, державшей нас на месте. Один за другим он выпускал снаряды в дыру, его пулеметчик расстрелял целую ленту, но вражеская огневая точка каким-то чудом осталась невредимой и продолжала вести огонь.

А потом началось странное действо. В дыре неожиданно показался японский солдат. Его фигура на мгновение загородила проход, после чего тут же скрылась из вида. За ним последовал еще один. И еще один. И еще. Каждое появление противника вызывало сумасшедший огонь из всех видов имевшегося у нас оружия. Создавалось впечатление, что мы вели огонь по кроликам, — они появлялись мгновенно и украдкой, как грызуны, и так же быстро исчезали, словно крепость была большим садком. Между прочим, почти так оно и было, потому что японцы провели на Пелелиу достаточно много времени и сумели оборудовать внутри кораллов целую сеть пещер. Так что, когда японец выпрыгивал, он просто переходил на другую позицию, возможно даже при этом проползая под нами.

Только один из выпрыгивающих из пещеры защитников острова умер. Он был толстый и неповоротливый, а его рубашка и штаны были набиты рисом, как у бедняги, который пошел на корм крокодилам на Гуадалканале. Он двигался медленно, и пули, попадая в него, выбивали фонтанчики крови и риса.

Было жарко. Белый песок жег тело сквозь одежду. Это было обволакивающее, расслабляющее тепло парной. Пот стекал по лицу и попадал в рот, усиливая жажду. Вода в наших фляжках стала горячей. Выпив ее всю, я снова наполнил флягу грязной дождевой водой, скопившейся в одной из воронок. На Пелелиу не было пресной воды. Японцы собирали дождевую воду в открытых цистернах, а наши доставили ее на остров в барабанах, в которых всегда перевозили бензин, причем какой-то идиот из снабженцев не очистил их предварительно от остатков топлива. Воду, имевшую привкус и запах бензина, пить было невозможно. Немилосердное солнце палило вовсю, когда мы, ободренные прекращением огня из коралловой крепости, выползли из своих укрытий и направились через кустарник к аэродрому.

Перед началом взлетной полосы возле самого кустарника мы обнаружили большую воронку от тяжелого снаряда и заняли позиции в ней. Здесь я встретил Артиста.

— Либерал погиб, — сообщил он. — Мина достала его и Солдата.

— А как Солдат? Что с ним?

— Он лишился ног, но не бодрости духа. Война для него уже кончилась.

— Да... Жаль Либерала. Он был неплохим парнем.

— Осколок попал ему в живот. Я видел, как он сидел, прислонившись к дереву, и улыбался. Я спросил, не нужно ли ему что, но он сказал, что с ним все в порядке. Он так и умер, сидя у дерева.

Артист покачал головой и ушел. Надо же, как не повезло Либералу. Жалко парня. Его прекрасное образование, неизменное чувство юмора и добрая улыбка на приятном интеллигентном лице — все это исчезло, вытекло через некую трещину в сосуде жизни, пока человек сидел, прислонившись спиной к дереву, улыбался и строил планы на будущее, которые были вполне реальными благодаря победам союзников и его собственному временному выходу из строя из-за ранения. И вот теперь его нет. Да покоится он с миром.