Олег Михайлов - Суворов

Кроме нее и десятка паненок, все собравшиеся за пасхальным столом были русскими подданными, и потому разговор тек свободно, без околичностей и политеса. Военные рассуждали о недавних победах над конфедератами, о восстании Железняка и Гонты в Правобережной Украине, о двусмысленном поведении короля Станислава…

Объединившиеся в XVI веке в одно государство Речь Посполитая, Польша и Литва распространили было свое господство на огромные территории к востоку от Днепра и Западной Двины. К XVIII веку, однако, все переменилось. Как отмечает советский историк, «в течение 20-60-х годов XVIII в. политическая жизнь Польши являла собой картину полнейшей» анархии. Бесконечные интриги магнатства и шляхты, бескоролевье и борьба за престол, правительство, не способное провести на сейме никакого решения, малочисленная, плохо организованная и вооруженная армия, лишенная твердой дисциплины, — все это приводило Речь Посполитую в состояние полного развала. Все более значительное влияние на ее политическое развитие стали оказывать иностранные державы, не желавшие допустить ее усиления или рассматривавшие ее как выгодный козырь в сложной дипломатической игре.

Избранный в 1764 году королем польским Станислав Понятовский, фаворит Екатерины в бытность ее принцессою, был наделен честолюбием, но отличался мягким, робким и нерешительным характером. Он сразу же столкнулся с трудностями, разрешить которые у него не хватило ни способностей, ни сил. Речь шла о положении диссидентов — разномыслящих в вере, большею частью православных — украинцев и белорусов, притесняемых католической церковью и искавших помощи у России. Воспользовавшись их жалобами, Екатерина II и Фридрих II потребовали уравнения диссидентов в правах с католиками. Репнин, опираясь на десять тысяч русских штыков, предложил польскому сейму обеспечить свободу вероисповедания и гражданские права иноверцам. Встретив сопротивление шляхты, он приказал ночью арестовать четырех влиятельных вожаков и отправить их под конвоем в Россию. Недовольные депутаты примолкли, и закон о диссидентах был принят.

Взрыв негодования распространился по дворянской Польше. В местечке Бар Каменецкий епископ Михаил Красинский, адвокат Иосиф Пулавский со своими тремя сыновьями 29 февраля 1768 года составили конфедерацию, то есть союз против решений сейма. Они объявили Станислава лишенным престола и послали своих людей в Турцию, Саксонию и Францию за помощью. Число конфедератов быстро увеличивалось, хотя движение это носило характер чисто дворянский: отвлеченные лозунги не могли увлечь подневольное крестьянство. Как отмечается в написанной советскими учеными «Истории Польши», «Барская конфедерация по своей программе в целом была реакционным католическо-шляхетским движением, направленным в такой же мере против каких бы то ни было реформ в Речи Посполитой, как и против царской России».

В ответ на конфедерацию Екатерина II ввела в пределы Польши новые войска, объединив их под командованием генерал-поручика Веймарна. Столкновения с конфедератами повсюду оканчивались их поражением. Тогда фанатизм конфедератов обратился против православного населения. Возбуждаемые католическим духовенством, они преследовали покинувших унию украинцев, издевались над православными священниками, запрягали их в плуги, били каменьями, секли терновыми розгами, насыпали в голенища горячих углей, забивали в колоды. Назревало уже иное восстание — угнетенных украинских крестьян против польской шляхты. Его возглавили запорожец Максим Железняк, оставивший уже войсковое житье и находившийся на послушании в монастыре, и казачий сотник Иван Гонта.

Страшившейся народного восстания больше, чем движения польских дворян, Екатерине II пришлось проявить сословную солидарность. Посланный ею бригадир М. Н. Кречетников обманом захватил гайдамацких вожаков. Железняк был сослан в Сибирь, а Гонта выдан королевским польским войскам, где его предали мучительной казни. Когда с его спины снимали двенадцать полос кожи, Гонта говорил полякам: «От казали: буде боліти, а воно нi крапки не болить, так наче блохи кусають!» Затем его четвертовали.

Между тем военные действия против конфедератов не прекращались ни на один день. Для успешного ведения начавшейся войны с турками и недопущения их в Польшу, где бы они могли соединиться с мятежными конфедератами, надобно было употребить усилия для занятия польских крепостей Замостья и Каменец-Подольского, пограничных с Оттоманской Портою. Гостей Репнина волновал поступок короля Станислава, который в ответ на тайное предложение Репнина уступить крепости собрал своих министров и объявил им о русских намерениях.

— Я заявил королю, что занятие Замостья необходимо для безопасности Варшавы в случае татарского набега из Крыма и что я овладею крепостью хотя бы и с огнем. Если вы хотите, чтобы война шла не у вас, а в турецких границах, сказал я Станиславу, то отдайте нам и Каменец… — слегка гнусавя, цедил французские слова маленький, смуглолицый и изящный Репнин, генеральский мундир которого украшал орден Александра Невского на пунцовой ленте — награда за успешные действия в Польше.

— И что же его величество? — спросил по-немецки генерал-поручик Веймарн, на котором зеленый, шитый золотыми лаврами кафтан сидел неловко, словно снятый с чужого плеча.

— Его величество? — снисходительно усмехнулся Репнин. — Потребовал в ответ вывода наших войск и уничтожения диссидентского дела…

— Императрица не может отступить от своих прав без унижения собственного достоинства, — важно заметил Веймарн, подцепив золоченой вилкой здоровенный кус молочного поросенка.

— Долг наш беспрекословно исполнять все ее повеления, — бесстрастно продолжал Репнин, — хотя, — он тонко улыбнулся, глядя на свет, как переливается бледно-желтое токайское в хрустале, — почему русское правительство так заботится о единоверцах в Польше, раз между ними нет дворян?..

— Зато их слишком много среди наших противников — барских возмутителей, — вкрадчиво сказал секретарь Репнина и будущий знаменитый дипломат Булгаков.

Репнин наградил молодого человека обворожительной улыбкой.

— Король дважды предупреждал меня о грозящей смерти от руки мстителей. — Растягивая слова, тридцатилетний князь покосился на Изабеллу, сидевшую с непроницаемым лицом. — «Вы забываете, ваше величество, — отвечал я, — что мой дом в Варшаве охраняют две тысячи мушкетеров…»

Чарторижская метнула на него быстрый и гневный взгляд.

— Ваше сиятельство, — напомнил Репнину педантичный Веймарн, — у Иосифа Пулавского с Красинским растет число приверженцев, в Галиции все полыхает мятежным огнем. Для его потушения надобно вдвое больше войск, чем мы имеем.