Норберт Фрид - Картотека живых

- Нет, нет, - как безумная вскрикнула Иолан. - Меня еще никогда не били!

- Это и видно! - проворчала Роосхаупт и схватила ее левой рукой за горло. - Ты, я вижу, хорошая истеричка. Ну-ка, замолчи!

Она сказала это так угрожающе, что Иолан затихла, но тряслась, как в лихорадке, и чувствовала, что у нее стучат зубы.

Россхаупт отпустила ее.

- А для тех, кто часто ревет и вообще устраивает сцены, у меня есть кое-что получше, чем плетка. Вот, гляди, - она нагнулась и подняла деревянный башмак. - Возьму его и разобью в кровь твое смазливое личико!.. Ты была бы не первая, кого я убила вот этими руками, понятно? - и она стукнула девушку каблуком по лбу. Лицо эсэсовки налилось кровью, Иолан была бледна как мел.

- Обуйся, бери бумаги и пойдем, - сказала надзирательница и бросила башмак на ногу Иолан. Та вскрикнула "ой!" и тотчас закусила губы. Потом обула башмаки, вытерла слезы, повязала на голову платок и пошла за надзирательницей.

Плетка снова была спрятана в сумку. Визит Россхауптихи в остальные два почти пустых барака был коротким. Кое-где она проронила две-три фразы, потом повела секретаршу в контору мужского лагеря. Там сидели Хорст и Зденек. В глубине, за занавеской, Бронек занимался уборкой. Хорст отрапортовал, Россхауптиха улыбнулась ему: "А, мой немецкий красавчик!" Польщенный Хорст погладил усики.

- Ты ведешь картотеку? - строго обратилась надзирательница к Зденеку, перед которым стояло два ящика - картотека живых и картотека мертвых. Какой ты национальности? И почему у тебя не пришит треугольник?

- В Освенциме нам дали куртки без треугольников. Я чех, политический.

- Ein Tscheche? нем.)> - грубо засмеялась Россхаупт. - "У чехoв много блохoв", - сказала она по-чешски с сильным судето-немецким акцентом. - Не так ли?

- Не совсем, - улыбнулся Зденек. - Здесь, в Германии, у нас завелись еще и вши.

Это было дерзостью, и Зденек не получил оплеухи только потому, что надзирательницу обеспокоило слово "вши".

- Фуй, и у тебя тоже?

- Сегодня утром я нашел всего трех. Но если так пойдет и дальше, скоро их у нас будут тысячи.

Россхаупт записала на клочке бумаги "Произвести дезинсекцию", потом обратилась к испуганной Иолан, которая все еще стояла со слезами на глазах:

- Вот видишь, к этим мужикам нельзя подходить близко, они грязные. Ты сядешь вон там... - Она показала на свободное место Фредо. - Чех даст тебе карточки женского лагеря и чистые бланки, и ты снимешь копии. Работай молча, не вздумай ни с кем разговаривать, а то... в общем, сама знаешь, она взглянула на Хорста, который все еще стоял навытяжку. - А что мне делать с этим опасным щеголем? Не хочешь ли проводить меня на кухню?

- С удовольствием, фрау надзирательница! Прошу вас.

- Тебя я уже не считаю заключенным, - сказала она ему по дороге. - Ты ведь знаешь, что фюрер дает тебе возможность отличиться на фронте и загладить все твои проступки.

- Да, у нас поговаривают об этом... Я высоко ценю великодушие фюрера.

- Рада слышать. В Дахау мне сказали, что из вашего лагеря пойдет тринадцать человек.

- Jawohl! - сказал Хорст и запнулся. - То есть... к сожалению, нас только двенадцать. Сегодня утром выбыл самый бравый...

- Что с ним случилось?

- Умер. Представьте себе, убит, фрау надзирательница.

- Что ты говоришь? И кто же его убил?

- Загадочная история, - сказал Хорст, радуясь, что они уже подходят к кухне и разговор кончается. Не выболтал ли он лишнее? С эсэсовцами надо быть осторожным...

- Погоди, остановись-ка! Какая такая загадочная история? Разве не выяснено, кто его убил? Может быть, сам Копиц? - Ее глаза блеснули. Недурно было бы узнать что-нибудь, компрометирующее этого противного рапортфюрера.

- Нет, нет, - поспешил ответить Хорст. - Убийца - заключенный. Польский еврей, парикмахер Янкель... Во время бритья он перерезал Паулю горло.

- Так что же тут загадочного?

Хорст смутился.

- Есть слух, что парикмахер действовал по наущению... Все выяснится, герр рапортфюрер сейчас расследует дело.

* * *

После ухода надзирательницы и Хорста в конторе воцарилось молчание. Зденек передвинул карточки на другую сторону широкого стола, и Иолан начала усердно заполнять их. Не поднимая головы, она все писала и писала, лишь иногда украдкой утирала глаза, и ее плечи чуть вздрагивали. Зденек с минуту наблюдал, потом спросил:

- Что с вами? Вы плачете?

Девушка не ответила.

- Меня вы можете не бояться, - продолжал он немного погодя. - А кстати, мы здесь не одни... Бронек! Покажись барышне!

Поляк выглянул из-за занавески и весело подмигнул.

- Добрый день, - сказал он по-польски. Слегка испуганная Иолан бросила на него быстрый взгляд. Но круглая голова Бронека, торчавшая из-за занавески, выглядела так забавно, что юная венгерка не удержалась от легкой улыбки.

- Ну вот, то-то! - сказал Зденек. - Что такое с вами стряслось, почему вы такая перепуганная?

Девушка хотела что-то сказать, но покосилась на дверь и промолчала.

- Вас обидела эта эсэсовская стерва?

Иолан кивнула, и из глаз ее закапали слезы. Зденеку очень хотелось встать, обойти стол и погладить по плечу эту маленькую красивую девочку.

Иолан по-детски излила ему свою обиду.

- Она ругала меня грязной свиньей и еще бог знает как за то, что у меня на ногтях следы лака. У нас в классе все девочки красили ногти. Разве в Германии это грех?

- Не знаю, - засмеялся Зденек. - Здесь грех все, что не нравится эсэсовцам. Значит, вы так недавно в лагере, что у вас еще не сошел лак с ногтей?

Она снова кивнула.

- Летом я была с мамой в...

- Ну, ну, только не плачьте! У меня вот тоже еще сохранилась кое-какая памятка о прошлом...

Он вытянул левую руку и показал ей безымянный палец, на котором виднелся след кольца - узкая полоска незагорелой кожи.

- Это от кольца? - спросила Иолан. - Вас тоже взяли недавно?

Зденек грустно улыбнулся.

- Нет, уже почти два года назад. Но в Терезине у меня не отнимали обручального кольца. Я, видите ли, женат.

- А где ваша жена?

Опасаясь, что, если речь зайдет об Освенциме, маленькая венгерка опять заплачет, Зденек ответил небрежно:

- Не знаю, где она сейчас. Наверное, ей легче, чем мне.

- Это хорошо, что вы можете не бояться за нее. Моя мама, к сожалению...

- Меня зовут Зденек, - поспешно прервал он. - А как вас? Я не знаю вашего имени.

- Иолан Фаркас.

- Ага, вспомнил. Уроженка Будапешта и одна из самых младших в группе. Вам шестнадцать лет.

Она улыбнулась.

- Вы всю картотеку знаете наизусть?

- Это входит теперь в мои обязанности.

- А что вы делали раньше?

- Работал на киностудии.

Услышав это, Иолан почти забыла о всех своих огорчениях и о страшной надзирательнице. Молодость взяла свое.

- Правда? - воскликнула она. - Это так интересно! Я выписывала журнал, "Szinhazi elet" венгер.)> - знаете такой? А когда меня пускали в кино... Знаете, какой фильм я видела в последний раз?