Николай Непомнящий - 100 великих феноменов

Миссис Байрон, получившая от мужа прозвище «королева параллелограммов», с раннего детства попыталась оградить дочь от рокового влияния «беглого» отца. Даже имя Августа Ада было сокращено до Ады, чтобы из дома навсегда исчезло упоминание о тёзке девочки — двоюродной сестре Байрона, с которой его связывали более чем родственные отношения, увековеченные им в «Стансах к Августе».

Ада унаследовала от матери любовь к математике, а от отца, помимо многих других черт, — эмоциональный склад характера. Есть свидетельства, что девочка тайком писала стихи, стыдясь этого, как какой-нибудь наследственной болезни. В двенадцать лет она начертила в своём девичьем альбоме летательный аппарат собственной конструкции. С тех пор в комнатке Ады «ночевали» не только «Мифы Древней Греции», но и труды Блеза Паскаля, Исаака Ньютона, братьев Бернулли и прочих светил математики. Все прочили ребёнку превосходные перспективы. Но вскоре произошло страшное: Ада Августа заболела корью. Лечить этот тяжёлый недуг в начале XIX века ещё не умели, девочка стала инвалидом и провела в постели целых три года.

Однако это время не было потеряно даром. Несгибаемая леди Байрон наняла самых лучших преподавателей Лондона, и девочка продолжила образование на дому. Одним из учителей Ады стал великолепный шотландский математик и мистик Август де Морган. Он был женат на знаменитой Мэри Соммервиль, которая перевела в своё время с французского «Трактат о небесной механике» астронома Пьера Лапласа. Именно Мэри стала для своей воспитанницы тем, что сейчас принято называть «ролевой моделью».

Де Морган, большой специалист в эзотерической нумерологии, очаровал девушку магией чисел, обратив строгую логику математики в волшебство, определившее её дальнейшую судьбу. Профессор де Морган был высокого мнения о способностях своей ученицы и даже сравнивал её с Марией Аньези, выдающимся итальянским математиком. Впрочем, Ада также превосходно играла на нескольких музыкальных инструментах и владела несколькими языками. И вот настал момент, когда болезнь отступила. Аду Августу Байрон ожидал первый выход в свет…

Это было время, когда поверженный Бонапарт ещё томился на острове Святой Елены, а Европа уже залечила военные раны и ринулась «в науку». Стало модно рассуждать о «рыбах и гадах морских», «движениях небесных сфер и светил» и «поясах строения Земли». Конечно, вся эта джентльменская учёность сильно отдавала любительством. Даже самого слова «учёный» тогда ещё не изобрели (термин «scientist» был введён в обиход лишь в 1836 году).

И в это самое время, появившись в светском обществе, Ада Байрон произвела фурор. Стройная, изысканно-бледная (сказывались три года вынужденного заточения в четырёх стенах), умная, великолепно образованная, да к тому же дочь того самого Байрона! Столичные джентльмены осаждали прекрасную барышню, вмиг растеряв традиционную английскую чопорность. Она была гениальным математиком; её ум находился в постоянном движении. Ада была очень требовательна к себе. Наряду с такими мужскими качествами, как твёрдость и решительность, ей присущи были деликатность и утончённость. Её манеры, вкусы, образование были женскими в хорошем смысле этого слова. Увлечённость, зерно которой посеял в своё время Август де Морган, дала обильные всходы. Красота, Математика и Мистика — вот настоящий портрет Ады Байрон. И общество влюбилось в неё!

Поздней осенью 1834 года на званом обеде в доме Байронов было впервые произнесено имя Чарлза Бэббиджа, профессора математики Кембриджского университета. Мэри Соммервиль, успевшая превратиться из строгой учительницы в ближайшую подругу Ады, восторженно рассказывала про необычайную «аналитическую машину сэра Чарлза»: «Она не только в состоянии предсказать исход событий, но и влиять на сам исход. Машина Бэббиджа универсальна! Эта штука равно применима и в науке, и в политике, и на тотализаторе».

Днями позже состоялось знакомство «маленькой Ады» и «большого Чарлза». К тому моменту интеллектуальная счётная машина Бэббиджа существовала уже более десяти лет и была самым прогрессивным прибором своего времени. Она могла осуществлять до 60 сложений в минуту, ей ничего не стоило перемножить два пятидесятиразрядных числа. По сути, этот монстр являл собой гигантский программно управляемый арифмометр, снабжённый счётным и запоминающим устройствами. В то время в высшем свете было модно рассуждать об этой чудо-машине. Делегации великосветских дам в шуршащих платьях посещали лабораторию учёного.

Август де Морган не без гордости за ученицу так описывает первую встречу Ады с пракомпьютером: «Пока часть гостей в изумлении глядела на это удивительное устройство глазами дикарей, первый раз увидавших зеркало, мисс Байрон, совсем ещё юная, смогла понять работу машины и оценила большое достоинство изобретения».

Аду и Бэббиджа связала страсть к науке. Он был старше её на 24 года, и их отношения никогда не выходили за рамки делового сотрудничества.

Семейная жизнь у Ады сложилась счастливее, чем у её родителей. В июле 1835 года она вышла замуж за Уильяма, восемнадцатого лорда Кинга, ставшего впоследствии первым графом Лавлейсом. Уильям Лавлейс, спокойный и приветливый человек, с одобрением относился к научным занятиям своей жены. Супруги вели светский образ жизни, регулярно устраивая вечера и приёмы, на которых бывал «весь Лондон». В мае 1836 года у Ады родился сын, а в феврале 1838-го — дочь, а через год — второй сын. Но ни семейные заботы, ни слабое здоровье Ады не поколебали её решимости заниматься математикой. Замужество даже облегчило её труды: у неё появился бесперебойный источник финансирования в виде фамильной казны графов Лавлейсов.

Первое письмо Бэббиджу «по существу» было написано Адой 18 января 1836 года, когда она была беременна первым сыном — будущим Байроном Ноэлем. Переписка продолжалась до самой смерти графини.

Современники подозревали Аду Лавлейс в сговоре с Люцифером, а Чарлз Диккенс всерьёз полагал, что после её посещений в доме остаётся шлейф из нечистой силы. Такие подозрения возникли не потому, что сатана открыл ей что-нибудь вроде секрета пороха, и не потому, что она была дьявольски умна. Скорее всего, лондонский свет был напуган натиском, с которым эта женщина выпрашивала деньги для опытов своего протеже. Впрочем, Ада и сама была не прочь продемонстрировать свою демоническую сущность — всё-таки она была дочерью своего отца. В послании своему «гуру» от 4 июля 1843 года она не без кокетства написала: «Мой дорогой Бэб! Я работаю для вас, как вол (которым, возможно, и являюсь)». Широко известно и другое её высказывание о себе: «Клянусь дьяволом, не пройдёт и десяти лет, как я высосу некоторое количество жизненной крови из загадок Вселенной, причём так, как этого не смогли бы сделать обычные смертные умы и губы. Никто не знает, какие ужасающие энергия и сила лежат ещё не использованными в моём маленьком гибком существе…»