Илья Бражнин - Недавние были

«Уважаемый Илья Яковлевич, - писал Нагурский, - Ваше письмо от 11.Х.1969 г. получил. Считаю, что для Вас будет интересным иметь описание одного из полётов в Арктике, который ещё не видал света, т. е. не был описан мною, и мои переживания в нём. Это полёт с Панкратьевых островов на Северо-Запад до островов Франца-Иосифа и обратно. Ко мне, сидящему с гидропланом на льду у Панкратьевых островов, пришла пешая экспедиция с «Андромеды»: 4 человека. «Андромеда» прибыла с углём и задержалась у кромки льдов, в 30 милях от места моей стоянки. Люди шли по льду берегом Новой Земли.

Встреча была сердечная. Я очень обрадовался прибытию гостей. Надеялся, что они прибыли с запасами продовольствия и необходимых мне вещей. Я ведь был с механиком выгружен с парохода на берег в Крестовой губе и оставлен почти без всякого продовольствия и жизненных запасов. Оказалось, что гости ничего с собой для меня не имеют, могут только поделиться своим продовольствием. Они прибыли на несколько часов навестить меня и посмотреть, как я живу на льду один с гидроаэропланом. Они желали посмотреть мои полёты, так как не видели ещё, чтобы человек летал.

Я сказал, что они удачно прибыли, потому что я собираюсь сегодня лететь на северо-запад, в направлении Земли Франца-Иосифа. Прибывшие рассказывали много о своей жизни. Пешее путешествие их ко мне было трудное: льды прибрежные, местами очень неровные, у берега открытая вода. Они принуждены были далеко отходить от берега.

Я начал собираться к отлёту. Проверил мотор. Пополнил баки с бензином и маслом. Объяснил своим гостям, что лечу в направлении Земли Франца-Иосифа с заданием разведки - розыска людей экспедиций Седова, Русанова и Брусилова. Прилечу обратно через пять-шесть часов. Ответили, что будут меня ждать и желают видеть, как летают люди.

Вылетел я в направлении на северо-запад на острова Земли Франца-Иосифа. Куда ни кинешь глаз - картина одинаковая: ледяная пустыня смерзшихся битых льдов. Поверхность неровная, негладкая: всюду торчащие льдины разной величины. Нигде не видно ровной поверхности, необходимой для посадки в случае нужды самолёта. Температура воздуха на высоте 1500 метров -12 -15 градусов мороза. После двух часов лёту вид ледяного пространства внизу не меняется, ледяная мрачная пустыня. Состояние моё - полное внимание. Я снаружи мёрзну. Бровям, глазам и лицу холодно. Видимость очень хорошая, видны острова Франца-Иосифа, два южных больших Вильчека и Белл, северо-западнее больше островков меньших, с верхушками, как белые шапки меховые. Меняю направление немного на запад и после часа полёта вижу хорошо два больших острова Георга и западнее - Александры. Второй остров больше первого. Следующие острова - мелкие, шапки белые.

Дальше на северо-запад: пустыня торчащих смёрзшихся льдов. По середине этой пустыни с юга на север западнее и вдали от Земли Франца-Иосифа ясно заметна тёмная полоса воды, как узкая ленточка. Мне делается всё холоднее, я мёрзну. Внизу по-прежнему ледяная пустыня. Никакой жизни не видно. По часам я лечу около трех часов. Решаю возвратиться. Возвращение было менее напряжённое. Вслушиваюсь в работу двигателя и поглядываю на компас, следя правильность пути. Оглядывая поверхность льдов, представлял себе, как тяжело и трудно передвижение пешком для людей и экспедиций, которым приходилось идти в этих местах.

Раздумывая так и следя за курсом полёта и вслушиваясь в ритмичную работу двигателя, увидел вдали Новую Землю, место стоянки моего самолёта и ждущих на берегу людей с «Андромеды». Посадку сделал на лёд на месте вылета. Полёт мой к Земле Франца-Иосифа и обратно занял около шести часов. Ожидавшая меня команда моряков с «Андромеды» встретила меня с большим восторгом, видели первый раз, как человек летает на самолёте. Поздравлениям и похвалам не было конца. Поделились со мною своим продовольствием и ушли на юг по льду до парохода «Андромеды». Я снова остался сам со своим самолётом. Ян Иосифович Нагурский».

Так описывает Нагурский самый дальний и самый долгий свой полёт. Только длительность его, невиданная по тем временам, могла составить гордость лётчика. Но Нагурский удивительно скромен в своем описании. Деловито, сдержанно, простыми словами в самой обыденной тональности рассказывает лётчик о своём необыкновенном полёте.

Из этого описания у читателя может составиться впечатление, что никаких особых трудностей полёты в Арктике и не представляют. Увы, это совсем не так. И полёты, и вся жизнь Нагурского на Новой Земле возле самолёта - акт героический и свидетельство железной воли и мужества лётчика.

Царское правительство и гидрографическое управление, вынужденное под давлением общественности начать розыски пропавших экспедиций Седова, Брусилова и Русанова, организовало поисковую экспедицию скверно, небрежно, с преступной беспечностью. Капитан Ислямов, командовавший одним из двух экспедиционных судов - «Гертой», находил, например, что розыск пропавших экспедиций с помощью самолётов вообще пустая затея. Вместо того, чтобы пробиваться вперёд сколько возможно дальше на Север с тем, чтобы начать поиски пропавших экспедиций с воздуха в тех местах, где эти экспедиции могли быть, Ислямов высадил лётчика и механика прямо на лёд пустынной Крестовой губы на Новой Земле, а сам на своём пароходе «Герта» ушел к Земле Франца-Иосифа. При этом самонадеянный, беспардонный капитан первого ранга ни в какой степени не позаботился о том, чтобы должным образом обеспечить, устроить бросаемых им людей и хорошо снабдить всем необходимым.

Он нимало не думал о том, как будут жить в ледяной пустыне лётчик и механик почти без продовольствия, без жилья, без укрытия от непогоды, без медикаментов, без всякого контакта с внешним миром, без какой-либо возможности в случае нужды обратиться к кому бы то ни было за помощью. И как летчик и механик почти без инструмента и совершенно без приборов сумеют собрать самолёт, как поднимут вдвоём кабину с мотором, которая весит более двухсот килограммов и как лётчик сможет подняться на гидросамолёте, сидящем на поплавках, с неровного льда? И вообще неизвестно было, сумеет ли лететь самолёт, собранный в столь дико примитивных условиях.

А что следовало делать в случае необходимости перебазироваться? А если летчику, летящему в одиночку, придётся садиться где-то в другом месте? Ведь у него не было никаких средств дать знать о месте своего нахождения.

Непонятно было, почему в помощь лётчику и механику не оставили ещё двух-трех человек из судовой команды. Столь варварское и бесчеловечное отношение к людям поисковой экспедиции для нас - совершенно непостижимо. Но тогда, очевидно, это было нормой отношения человека к человеку в России.