Илья Бражнин - Недавние были

Повесть была написана залпом в течение трёх месяцев, но, по-видимому, не вполне удалась, и напечатать её не представлялось возможным. На время она была отложена, однако в следующем году Каверин вернулся к ней и уже с более широкими планами большого романа.

Но для большого романа не хватало материала. Какой же ещё материал, кроме истории жизни нового знакомца Каверина, ставшего его другом, должен был дополнительно войти в книгу? Указующими в этом направлении являются слова самого Каверина в «Очерке работы» о том, что «Роман писался в конце тридцатых годов, принёсших Советской стране огромные, захватывающие воображение победы в Арктике».

Арктический материал захватил воображение и автора будущего романа. Но что выбрать из громадного материала истории завоевания Арктики? Каверин остановился на 1912 и примыкавших к нему годах.

Год 1912 в истории русского полярного мореходства был особо героическим и особо трагическим. В конце лета этого года отправились по разным маршрутам три русские полярные экспедиции: Георгия Брусилова, Владимира Русанова и Георгия Седова. Все трое погибли, прокладывая путь последующим завоевателям Арктики. Этот героический и трагический материал и принялся осваивать Каверин, работая над своим романом. В конце концов из трёх действительных капитанов родился один романический - Иван Татаринов.

Но нельзя ли распознать поточней - который из трёх стал прототипом старшего каверинского капитана? Попробуем. Передо мной на столе брошюра Ф. Черняховского «Георгий Яковлевич Седов», изданная в 1956 году в Архангельске. На последней странице её я читаю: «Образ Ивана Татаринова в романе В. Каверина «Два капитана» выражает лучшие черты Георгия Яковлевича Седова».

Многие читатели, вероятно, думали и думают так же. Но так ли это на самом деле? И нельзя ли извлечь подтверждение этому из самого, романа «Два капитана» или из источников, какими явно пользовался при написании романа его автор? Попробуем и для начала давайте сличим некоторые детали действительной биографии и действительной истории экспедиции Георгия Седова с соответствующими деталями романической биографии и романической истории экспедиции Ивана Татаринова.

Вот хотя бы один пример почти точного совпадения бывшего в действительности и романического. В дневнике одного из участников экспедиции и друга Седова так записана пятнадцатого февраля 1914 года сцена прощания больного Седова с членами экспедиции и командой перед уходом со «Святого Фоки» на Север, к полюсу: «Неистощимый рассказчик, выдумщик анекдотов и смешных историй, кумир команды… даже к работе приступающий не иначе, как с шуткой, Седов теперь выглядел другим…» И дальше: «…Он несколько минут стоял с закрытыми глазами, как бы собираясь с мыслями, чтобы сказать последнее слово. Но вместо слов вырвался едва заметный стон, в углах сомкнутых глаз сверкнули слёзы…»

Так прощался со своими друзьями и соратниками, покидая «Святого Фоку», действительный, доподлинный, живой капитан и начальник экспедиции - Георгий Седов.

А вот как выглядит при прощании с командой корабля романический капитан и начальник экспедиции Иван Татаринов в «Двух капитанах»: «…Что общего с прежним… выдумщиком анекдотов и забавных историй, кумиром команды, с шуткой приступавшим к самому трудному делу… Он стоял с закрытыми глазами, как будто собираясь с мыслями, чтобы сказать прощальное слово. Но вместо слов вырвался чуть слышный стон и в углу глаз сверкнули слёзы».

Сравним в отрывках и самую прощальную речь Седова. В дневнике участника экспедиции записано, что, овладев собой, Седов «начал говорить сначала отрывочно, потом спокойнее… Трудами русских в историю исследования севера вписаны важнейшие страницы, Россия может гордиться ими. Теперь на нас лежит ответственность оказаться достойными преемниками наших исследователей Севера… Мне хочется сказать вам не «прощайте», а «до свиданья».

А вот что читаем мы в соответствующем месте «Двух капитанов»: «…Он заговорил сперва отрывисто, потом все более спокойно… Трудами русских в истории Севера записаны важнейшие страницы, - Россия может гордиться ими. На нас лежит ответственность - оказаться достойными преемниками русских исследователей Севера… Мне хочется сказать вам не «прощайте», а «до свиданья».

Как видите, оба описания сцены прощания и процитированные части содержания прощальной речи Седова - действительное и романическое, - совпадают почти дословно. Случается, что так же или почти так же обстоит дело и с другими сценами и деталями повествования «Двух капитанов», которые иногда лишь слегка изменены по сравнению со сценами и деталями действительно существовавшими. От того, что некоторые подлинные детали заменены романическими, и от того, что введены вымышленные ситуации и вымышленные люди, кроме действительно существовавших, ничего, по сути дела, не изменяется.

Впрочем, маскировка действительных событий и даже действительных фамилий иногда почти снимается. Скажем, в романе действует архангельский делец Вышимирский, который, наживаясь на снабжении экспедиции Ивана Татаринова, поставляет ему вместо вытренированных ездовых сибирских лаек просто дворняжек, возможно, выловленных на улицах того же Архангельска. Часть из них в пути пришлось пристрелить, чтобы не тратить попусту драгоценных для экспедиции продуктов.

Я не знаю, в самом ли деле Вышимирский снабжал экспедицию Седова столь подло, но я отлично помню большой меховой магазин Вышимирского на самом бойком месте, в центре Архангельска. Для этого магазина и для своего жилья торговец пушниной построил на основной магистрали города, Троицком проспекте, каменный трёхэтажный дом - один из первых каменных частных домов в Архангельске.

Итак, мы знаем прототип капитана Татаринова. Мы знаем прототип, а может статься, и подлинного Вышимирского. Мы без труда можем обнаружить прототипы некоторых других персонажей «Двух капитанов». Известный лётчик Ч. с окающим говорком - это Валерий Чкалов. В профессоре В., который «открыл остров на основании дрейфа «Св. Марии», легко распознать профессора Визе, действительно определившего на основании анализа результатов дрейфа «Св. Анны» Г. Брусилова, что в переломной точке дрейфа должна находиться какая-то земля, которая и изменила прямолинейный путь дрейфа. В жизни это случилось в 1924 году. А шесть лет спустя, участвуя в экспедиции на ледоколе «Георгий Седов», Владимир Юльевич Визе мог собственными глазами лицезреть эту землю и даже ступить на неё. Земля оказалась островом, который и назвали островом Визе. Теоретические выкладки учёного оказались верными и были подтверждены на практике им же самим.