Илья Бражнин - Недавние были

Вот, к примеру, не так давно встретясь с Александром Антоновичем Морозовым, которого я давно знаю, мы разговорились о северных делах. Морозов хорошо знает Архангельск и Архангельскую область, живал там, написал прекрасную большую книгу о Ломоносове. В этот раз зашла у нас речь о Кривополеновой, и Александр Антонович упомянул о книге «М. Д. Кривополенова. Былины, скоморошины, сказки», которую он составил и редактировал. Я, к стыду своему, должен был сознаться, что как-то пропустил эту книгу и незнаком с ней.

После нашего разговора я постарался достать её. Она оказалась весьма примечательной. В ней собраны записанные от Кривополеновой шестнадцать былин и скомороший, три песни и шесть сказок. Книга оснащена прекрасным аппаратом и предварена отличной статьей Морозова.

Как раз в те же дни, то есть в июле 1971 года, я обнаружил в июльском номере журнала «Знание - сила» очерк Олега Ларина «Бабушка Марья Дмитриевна». Автор только что вернулся с Пинеги, побывал на могиле сказительницы в деревне Чакола и рассказал о своей поездке, о Кривополеновой, о встречах с людьми, её знавшими.

Несколько отрывков из этих двух новых для меня источников я дальше и привожу, включая и цитирование видных ученых, таких, как фольклористы Б. Соколов, А. Григорьев, и некоторых других лиц, встречавшихся с Кривополеновой и причастных к её судьбе.

Сперва обратимся к статье Морозова. Северный писатель и художник Степан Писахов рассказывал, что, вернувшись из своей поездки в Москву в 1915 году, Кривополенова, которую её горячие московские поклонники задаривали и катали «в дорогих и мало ещё кому доступных автомобилях»; говорила на Пинеге с гордостью землякам:

- По Москве-то на бесконех ездила.

«…Всех, кто наблюдал в это время Кривополенову, поражала простота и естественность её обращения. Она всегда оставалась сама собой, и потому всё, что она ни делала, было всегда к месту. И вот рассказывают, что в Москве, когда она едва ли не впервые вышла на сцену, её не сразу приметили, и в публике долго ещё не затихал гомон, шарканье, рассаживание, взрывы скучающих аплодисментов. Тогда Марья Дмитриевна строго и без всякого стеснения сказала:

- Угомонитесь-ко».

А вот ещё одно свидетельство подобного же рода:

«…Удивительно держала себя Марья Дмитриевна в Москве; независимо, деликатно, ласково, - вспоминал впоследствии профессор Борис Матвеевич Соколов, - только при угощении она проявляла по деревенскому северному обычаю церемонность».

«…В Москве она как бы получила оправдание своим песням-старинам о славном прошлом своего народа. Всю жизнь на далёкой Пинеге пела о каменной Москве - и всё здесь нашлось.

- Уж правда, каменна Москва: дома каменны, земля каменна…

Она сама всё «выходила и высмотрела». Посетила Кремль и поглядела на гробницу Ивана Грозного, нашла даже могилу его жены Марьи Темрюковны, о свадьбе которой она пропевала весёлую скоморошину.

Старые камни словно оживали перед её глазами.

Каменный мост она называла Каликовым мостом и была убеждена, что, именно стоя на нем, кроткий царевич Федор Иванович промолвил:

А и много по этому мосту было хожено,

А и много-то было езжено,

Того больше крови пролито…

Она отыскала за Москвой-рекой дом Малюты Скуратова, топнула посреди улицы ногой и запела былину. Она была счастлива, что всё, о чём она пела, оказалось не «вракой», а правдой.

- Всё быль, всё своими глазами высмотрела…»

«…Вот ещё один рассказ о деревенской жизни Марьи Дмитриевны Кривополеновой: Марья Тихоновка (по мужу её так звали) часто у нас по Курги сбирала. И зимой приходила, и всяко. По недели жила у Першиных. Деревнюшка была хлебная, урожаи хорошие. Она и живёт, как придёт. Мы вот, ребятишки, и бегам. Перед домом на мурок седем. А она песни поёт. А то начнем звать;

- Пойдёшь, Машенька, по ягоды?

- Пойду.

И идёт с нами, малыми, по ягоды. На щелях мы брали. А она, как устанем, сядет и всё сказки нам рассказыват.

А как запоёт она небывальщину да неслыхальщину, как по синему морю Волынскому (Хвалынокому) всё жернова плывут, мы и кричим:

- Поди давай! Как жернова плывут? Ведь камень!

- Нет, - говорит, - плывут…

Тут смеху, и она с нами смеётся. Ласкова была до детей.

Много тогда она нам всего пела, да я не запомнила. Голос у неё был молодой. Нисколько не сменилсе».

Дед Кривополеновой Никифор Никитич Кабалин, от которого она переняла свои старины, и сама Марья Дмитриевна были не единственными в роду сказителями.

«…Былевая и сказочная традиции, по-видимому, были очень сильны в семье Марьи Дмитриевны. «В молодости она пела старины вместе со своей младшей сестрой Марфой Дмитриевной, находящейся замужем в деревне Вихтове», - сообщает А.Д. Григорьев. Кажется, знал старины и родственник её по матери Онисим Ульянов (также из деревни Вихтово). Славился впоследствии, как сказочник, и младший брат ее Ф.Д. Кабалин».

После трехмесячной поездки в 1915 году в Москву и Петроград Марья Дмитриевна вернулась к себе на родину. Столичная слава опередила её. Именитые купцы и горожане Архангельска «чли» питерские и московские газеты и любили при случае показать, что они тоже не лыком шиты. Выслали за «бабушкой» через двинской лед парные сани с медвежьей полостью… Все наперебой спешат выразить «бабушке» своё внимание. Устраивают ей вечера и «концерты». Зазывают в гости… На Пинегу Марья Дмитриевна покатила в тёплых санях, «с провожатым и колоколом», словно должностное лицо.

«В городе Пинеге оторопевшие хозяева маленького домика, куда пускали иногда на ночлег старую нищенку, проводили бабушку в банк положить приобретенные за время поездки деньги - плату за выступления - почти две тысячи рублей.

Банковские чиновники тоже не могли в толк взять, «за что Москва деньги платит», как это неприглядная старушка отхватила такой куш. Они просят её спеть им старину. Но старуха поняла:

- Как сиротиною ходила - пела, не слушали. А как деньги вкладаю, любопытно стало! Недосуг петь. Домой попадать надо.

Так и не спела».

«…В 1916 году, великим постом, М.Д. Кривополенова снова приехала в Москву. На этот раз одна, без провожатых.

- Сама с дорогой управилась…

Она поселилась у Озаровской… Ей отвели маленькую отдельную комнату, залитую солнечным светом. Оставаясь наедине с собой, Кривополенова вязала пёстрые рукавицы и тихонько напевала старины. И вдруг засмеётся или заплачет, смотря по тому, о чём поётся в былине».

«…Она вообще была впечатлительна и восприимчива. Представляя публике сказительницу и читая лекции о её творчестве, Озаровская всегда называла её просто «бабушкой». И в Москве у Кривополеновой вдруг появилось обыкновение говорить о себе в третьем лице и называть себя «бабушкой».