Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны

- Понятно? - бросает командир свысока. Он чрезвычайно гордится собственной меткостью - эта его слабость известна нам. «Мне бы твой пистолет, может быть, и я...» - едва сдерживаюсь, чтоб не брякнуть. У командира настроение приподнято, самый раз попросить, чтоб приказал провезти меня на «спарке», авось успею войти в строй до начала наступления.

Идем в сторону штаба, я, как положено, отстаю на шаг от начальства и стараюсь не хромать. Второй спутник Хашина козыряет и сворачивает на стоянку по своим делам. Пользуясь случаем, излагаю свою просьбу. Хашин молчит. Проняло или не проняло его? Беру тоном выше, как пишут в газетах:

- Товарищ командир, у меня особые счеты с фашистами. Память о погибших друзьях как пепел Клааса стучит...

Хашин морщится, меряет меня ироническим взглядом. Вдруг останавливается, говорит как-то скучновато то ли устало:

- Куда тебя черти тянут? Ты ж только выкарабкался с того света! Оклемайся прежде, прийди в себя, на твою долю фашистов хватит. Вот освободим Крым отправлю тебя на месячишко в дом отдыха поднаберешься сил, а тогда...

«Ишь ты! Значит, кто-то штурмовать севастопольские укрепления, а я - в дом отдыха! Лихо! В таком случае придется подзанять у кого-то совести, чтобы позволила мне... Нет уж!» Говорю:

- Прошу разрешения обратиться с рапортом к командиру дивизии о переводе меня в другой полк, где я буду использован для боевой работы.

- Чего-чего?

Хашин слышал меня отлично, поэтому от повторения воздерживаюсь. Вдруг он вскидывает пилотку на затылок, топает ногой.

- Марш к начальнику штаба! Доложите, что я назначил вас бессменным дежурным по КП. До конца войны! Все!

- Есть доложить! - щелкаю каблуками и вижу краем глаза посыльного. Тот бежит к нам, запыхался, кричит на ходу:

- Товарищ командир, вас вызывает дивизия... срочно... и замполита... и начштаба...

Хашин поправляет пилотку, торопливо семенит в штаб, я ухмыляюсь: «Давайте, давайте сматывайтесь, без начальства легче решать скользкие дела..." Направляюсь на стоянку. «Спарка» все еще летает. Навстречу - комэска Щиробать.

- Некрасиво, - говорю, - Максим, не по-дружески. Одним - миг, а другим - фиг?

- Тебе отдыхать приказано. Иди позагорай за капониром.

- С Хашиным снюхались? Курортником решили меня заделать? Так, между прочим, Хашин и иже с ним умотали в управление дивизии, завтра, как видно, на дело лететь, а я, точно ощипанный петух шляюсь по аэродрому. Неужели тебе безразлична моя летная подготовленность? Там, - показал я в небо, - целыми днями катают кого-то, а ты меня не допускаешь к полетам.

- Я не допускаю? Да я без провозных дам тебе допуск!

- Растроган доверием, но без провозных не хочу. Мне нужно не одолжение, а полигон. Хашин сомневается, мол, чем буду на гашетки нажимать. Я бы сказал чем, будь он моим приятелем...

Щиробать разводит руками.

- Сегодня с полигоном крест, мне полигоншики не подчиняются.

- Ну тогда хоть по кругу и в зону?

- «Спарка» отдана на весь день третьей эскадрилье. У них там что-то вроде ЗАПа, сам комэска за инструктора шурует.

- С чего бы это?

- Повеление свыше. Переучивает на «иле» старого грузина.

- Ишь ты! Никак, шишка важная?

- Скажешь... Шишки - те на «яках» да на «азрокобрах» пристраиваются, им жить надо, а на «горбатом»... Ну, ладно, пошли попробуем выклянчить «спарку» на полчасика.

Рядом с посадочным знаком возле выносной радиостанции маячит комэска-три с микрофоном в руке, передает что-то планирующему на посадку. «Спарка» приземля­ется, рулит на нейтральную, где поджидает ее бензозаправщик. Двигатель останавливается, летчик в солдатских штанах и такой же гимнастерке вылезает из кабины, быстро направляется к комэску-три. Мы с Щиробатем тоже подходим.

- Товарищ капитан, гвардии рядовой Гвахария задание выполнил. Разрешите получить замечания, - до кладывает летчик с сильным акцентом.

«Почему рядовой? - удивляюсь я. - Перед войной маршал Тимошенко сделал нас, летчиков, сержантами а этого, оказывается, и вовсе... Стоп! Да я же видел этого рядового вчера в столовой, он ужинал в одиночестве за последним столом». Узнаю круглое лицо с коричневым загаром, широкие насупленные брови, крепкие плечи и совершенно белый ежик - только начал отрастать после стрижки наголо.

- Замечания получите на разборе полетов, - отвечает ему комэска и поворачивается к нам: - Что, братцы кролики?

- Одолжи нам, братец Борис, «спарку» на часок, вернулся известный тебе ведущий, - кивает Щиробать на меня, - подмога нам будет. Надо провезти его по-быстрому.

- Хе! Я тоже с потенциальным ведущим воздух утюжу.

- Брось загибать, он же разжалованный! - ухмыляется Щиробать.

- Ну и что? Главное, чтоб летать умел и все остальное. С техникой пилотирования у него налаживается, а вот стреляет и бомбит, как китайцы в одиннадцатом веке до нашей эры...

- А в чем он проштрафился? - интересуюсь я.

Комэска-три пожимает плечами:

- Сам не говорит, а спрашивать не считаю удобным.

- А чего спрашивать? Будто ты не знаешь, как влипает наш брат. Поди, набузырился цинандали, или как там у них, и сотворил мелкий мордобой, а то и кинжалом помахал. Кавказский темперамент. У них это запросто.. - поясняет Щиробать и заключает: - Так вот, Борис, пусть твой батоно погреется пока на солнышке, а мы, так сказать, одна нога в небе, другая - на земле.

- Что с вами поделаешь? Валяйте, да не волыньте до потери сознания.

Мы направляемся к «спарке». Смотрю на разжалованного внимательней и не верю, что этот тучноватый человек - забияка или забулдыга какой-то, но чужая душа, как известно...

«Ил» на взлете привередлив, реакцией винта уводит его вправо. Старательно слежу за его поведением и взлетаю, как по ниточке. Посадка проще и потому, очевидно, что я это знаю, выравниваю высоковато и ухожу на второй круг. Следующие посадки нормальные. Щиробать приказывает лететь в зону пилотажа. Первый глубокий вираж получается безобразней, чем у начинающего курсанта. Щиробать хохочет, орет в телефоны:

- Наконец ты стал живым каталогом ляпов!

Ему смех, а мне-то каково? Навыки потеряны, не выполню поверочный комплекс до возвращения Хашина, тогда действительно буду сидеть дежурным на КП до конца войны. Это подстегивает. Я взмок, но добился своего. Завтра полигон и... помогай нам небесные силы!

Хашин вернулся вечером, разумеется, узнал о моих полетах.

- Кто разрешал? - окрысился Хашин на Щиробатя.

- А кто не разрешил? - спросил тот резонно.

- Я! Я, черт подери! Лично указал ему, где его место. Вот здесь оно, за этим вот столом, постоянно!

- Товарищ подполковник, мне такой приказ не был известен, а прав своих я не превысил.

- Куда я вам велел явиться? - уставился на меня Хашин.

- К начальнику штаба, но я не дождался его возвращения...