Антон Короленков - Сулла

Молодые нобили, остававшиеся в Риме, предприняли с рассветом 1 ноября конную вылазку, но потерпели неудачу. «Многие из них были убиты, и среди других благородный и прекрасный человек Аппий Клавдий. В городе началось обычное в таких случаях смятение – крики женщин и беспорядочная беготня, как будто он уже был взят приступом, и тут римляне увидели Бальба: гоня во весь опор, он прискакал от Суллы… Остановившись ненадолго, чтобы дать передышку взмыленным коням, он приказал поскорее взнуздать их снова и напал на противника. Тем временем появился и сам Сулла» (Плутарх. Сулла. 29. 5–7). Он расположил свои легионы напротив Коллинских ворот, близ храма Венеры Эруцины (Аппиан. ГВ. I. 93. 428).

Плутарху не откажешь в писательском таланте – в немногих словах он красочно изобразил момент наивысшего напряжения. Враг у ворот, поражение храбрых юношей из аристократических семей, гибель многих (и, конечно, лучших) из них – и появление Бальба как deus ex machina, [1220]а затем и Суллы. Жители Вечного города, а вместе с ним и читатели Плутарха могли перевести дух.

Но опасность еще не миновала. Армия Суллы сильно утомилась после марша по Пренестинской дороге. Проквестор Луций Манлий Торкват и легат Гней Корнелий Долабелла уговаривали его дать людям отдохнуть – ведь перед ними не многократно битые марианцы, а грозные самниты (очевидно, в штабе Суллы еще не знали об объединении сил тех и других). Но главнокомандующий торопился начать бой. Около трех часов пополудни он дал сигнал к бою (Плутарх. Сулла. 29. 7–8). Картина напоминает ту, что диктатор изобразил в мемуарах применительно к битве при Сакрипорте. [1221]Спешка объяснялась, по-видимому, тем, что Сулла опасался подхода неприятельских подкреплений. Какое-то время для отдыха (часа два, не больше), конечно, воины получили, однако это был, так сказать, активный отдых – им пришлось оборудовать лагерь. Но затем – в бой.

Сулла, видимо, слишком уверовал в силы своих «чудо-богатырей». Однако он едва не поплатился за такую нерасчетливость. На правом фланге, которым он командовал сам, дела шли хорошо, но вот с левого стали поступать дурные вести. Оставив руководить правым крылом Марка Красса, он поскакал на своем белом коне на выручку. «По этому-то коню узнали его двое из врагов и направили на него свои копья. Сам Сулла этого не заметил, но его конюх успел хлестнуть коня и заставил отскочить его как раз настолько, чтобы копья воткнулись в землю у самого хвоста. Рассказывают, что у Суллы было золотое изваяньице из Дельфов, которое он в сражениях всегда носил спрятанным на груди, а в этот раз, целуя его, обратился к нему со словами: “О Аполлон Пифийский, ты, кто в стольких сражениях прославил и возвеличил счастливого Суллу Корнелия, кто довел его до ворот родного города, неужели ты бросишь его теперь вместе с согражданами на позорную гибель?”» (Плутарх. Сулла. 29. 9-12; см. также: Annum. ГВ. I. 93. 429).

Однако даже вмешательство главнокомандующего не изменило положения. Под натиском храбрых самнитов и луканов солдаты Суллы обратились в бегство. Они кинулись к Коллинским воротам. Но воины гарнизона вскоре закрыли их, видя, что в город вместе со своими проникают и враги. Беглецы получили хороший стимул к тому, чтобы драться до конца. Многие из них погибли, равно как и вышедшие посмотреть на битву горожане. Кое-кто будто бы помчался к Пренесте предупредить Офеллу, что Сулла разбит и погиб, Рим в руках врага и вообще нужно сниматься с лагеря и спасаться (Плутарх. Сулла. 29. 13–15; Аппиан. ГВ. I. 93. 430). Но кто знает, уж не самниты ли с марианцами подослали этих паникеров? А может, их и не было вовсе? Во всяком случае, Офелла продолжал осаду Пренесте и не думал никуда уходить. [1222]

Плутарх изображает дело так, будто разбитые воины левого крыла сидели в лагере, пока не узнали о победе солдат Красса (Сулла. 30.1). Но где же был в это время неприятель? Очевидно, писатель сгустил краски, чтобы пощекотать нервы своих читателей [1223]В ожесточенном ночном бою левый фланг обратил врагов в бегство и захватил их лагеря. [1224]Вероятно, на помощь им подоспели присланные Крассом подкрепления. [1225]На поле битвы остались Понтий Телезин и марианский командир Авл Постумий Альбин. Беллей Патеркул пишет, что лицо Понтия сохраняло выражение, подобавшее не побежденному, но победителю (Аппиан. ТВ. I. 93. 430–431; Беллей Патеркул. П. 27. 3; см. также: Ливии. Периоха 88; Флор. III. 21. 23; Орозий. V. 20. 9). [1226]

Глубокой ночью прискакали люди от Красса. Они сообщили, что войска правого крыла, разбив врага, преследовали его до Антемны и там расположились лагерем, а теперь не прочь получить продовольствие из основного лагеря {Плутарх. Сулла.). [1227]Хотя главнокомандующий не спал всю или почти всю ночь, он поспешил к Антемне. Там к нему прислали парламентера, прося даровать им жизнь, три тысячи уцелевших врагов. Полководец обещал им жизнь, если они нападут на другой отряд неприятеля. Те поверили его посулам и атаковали недавних товарищей по оружию. Уцелевших с обеих сторон разоружили солдаты Суллы (Плутарх. Сулла. 30. 2–3).

Битва за Рим была выиграна.

На следующий день в лагерь Суллы доставили прочих предводителей, пытавшихся спастись бегством, – Марция Цензорина, Гая Каррину, Луция Дамасиппа. [1228]Им отрубили головы, которые обнесли вокруг Пренесте (Беллей Патеркул. II. 27. 3; Аппиан. ТВ. I. 93. 433; Дион Кассий. XXX–XXXV. 109. 4). [1229]И все же Марий продолжал сопротивление – либо он надеялся, что гибель нескольких вождей еще не означает разгрома армии, либо лихорадочно обдумывал способы спасения.

Сулла же тем временем занялся «наведением порядка». Под Антемной он обещал сохранить жизнь марианскому отряду, если его воины нападут на своих товарищей, – точно так же поступил Метелл Пий при переговорах с Альбинованом. Но если тот остался жив, когда выполнил поставленное условие, то теперь произошло по-иному.

3 ноября Сулла собрал сенаторов в храме Беллоны, за чертой Вечного города, которую не мог пересекать как проконсул. Первый раз за семь с лишним лет обратился он к patres с речью – очевидно, распространяясь о своих подвигах на Востоке, о тяжелом положении государства и о необходимости суровых и спасительных мер. Вдруг издалека стали доноситься чьи-то стоны и крики. Присутствующие, естественно, немного забеспокоились. Но оратор словно ждал этого. «Продолжим, отцы-сенаторы, – хладнокровно бросил он, – это по моему приказу убивают кучку мятежников» (Сенека. О гневе. I. 12. 2; Плутарх. Сулла. 30.4). Его воины умерщвляли несколько тысяч пленных в расположенной по соседству Villa publica – помещении на Марсовом поле, где работали помощники цензоров при переписи населения. [1230]Среди них были и те, кому под Антемной Сулла обещал жизнь, если они ударят в спину своим. Но кто упрекнет его в нарушении слова по отношению к бунтовщикам, которые вдобавок предали товарищей по оружию?