Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

Контарини и Гуариглия после Корфу чувствовали себя на конференции вполне уверенно, да и Муссолини следовал традиционному курсу Италии в вопросах внешней политики — ориентации на Британию.

Приближенные скоро заметили слабое звено Муссолини — боязнь осмеяния.

— Когда я делаю ложный шаг или осознаю, что не владею ситуацией, — признался он как-то одной из своих приятельниц, — то начинаю нервничать, становлюсь злым и не могу даже спать ночью.

Когда Италия в 1924 году получила официальное право на владение Додеканесскими островами, Муссолини намеревался сразу же послать к ним военно-морскую эскадру для формального подтверждения этих прав.

— Но мы и так владеем ими уже десять лет, — запротестовал Гуариглия. — Если вы сделаете так, над нами будет смеяться весь мир.

Муссолини помрачнел, но от своего плана отказался.

Барон-Руссо, прекрасно знавший дипломатический протокол, придерживался такой же тактики.

Муссолини, несмотря на всю свою власть, оставался грубым романьольцем. В сорок своих лет он не имел подходящего утреннего туалета, фрака и лакированных туфель. Его гардероб как издателя «Иль Пополо» состоял из нескольких готовых костюмов. А модными он считал только свои гетры да котелок, который хранил как талисман.

— В мире остались только трое, кто носит их, — поделился он своей мыслью с Рашель, поклонницей Лауреля и Харди, как и он сам, — это я, Станлио и Оллио.

Когда дуче однажды появился во дворце Чиги в зеленом пледовом костюме, отороченном красной лентой, подобно лошадиной попоне, сшитом им на заказ у портного, Барон-Руссо отреагировал словами:

- Какой прекрасный костюм у вас, ваше превосходительство, для поездки в Шотландию. Не собираетесь ли вы туда?

Муссолини понял намек и в этом костюме более нигде не появлялся.

Во время их короткого визита к британскому премьер-министру Бонару Лоу в декабря 1922 года Барон-Руссо вновь показал свою сообразительность. Когда поезд подходил к конечной станции Виктория, Муссолини вышел из своего купе с той самой черной тростью, с которой встречал Керзона в Швейцарии.

— По случаю вашего первого посещения столицы этой страны разрешите мне взять на память 'эту вещицу, — нашелся дипломат и мягко забрал трость у Муссолини.

В обществе дам с драгоценными украшениями и мужчин с твердыми воротничками — в этом незнакомом ему мире — Муссолини старался выглядеть достойно. За всю свою жизнь он ни разу не побрился самостоятельно, после женитьбы это делала Рашель. Теперь же он внимательно слушал то, что ему говорил Барон-Руссо по вопросам дипломатического этикета: краги вместе с фраком не надевают, на банкетах салфетку за ворот рубашки не затыкают, вино не разбавляется водой, и хлеб не мочится в бокале.

Главным ментором Муссолини стала леди Сибил Грехем, жена британского посла. В качестве почетного гостя на банкетах в посольстве он занимал место рядом с хозяйкой.

— Следите за каждым ее движением, — посоветовал ему Барон-Руссо. — Берите те же ложки, вилки и ножи, что и она.

Уходя со званого вечера, Муссолини поцеловал ее руку и сказал, широко улыбаясь:

— Я не знал ранее, что англичане пьют суп как пиво.

Во многих случаях он оставался тем, кем был на самом деле, — простым крестьянином.

Деньги для него в течение всей жизни были самой настоящей мистерией. Отправляясь в двухнедельное путешествие, он мог взять с собой всего сто лир. Когда «Иль Пополо» потребовался заем в местном банке, чтобы покрыть самые необходимые расходы, банкир потребовал долговую расписку.

— А что это такое? — спросил издатель своего помощника Луиджи Фредди.

Уже вскоре после этого при выезде к озеру Комо какой-то нищий попросил у него милостыню, а поскольку у Муссолини не было с собой денег, он выписал тому долговую расписку.

Он был очень суеверным человеком, опасаясь горбунов, уродов и бородатых мужчин. На его новой двухместной спортивной красного цвета «альфа-ромео» по обе стороны капота были прикреплены пучки клевера. Кирилло Тамбара заказал в Падуе шесть статуэток святого Антония — целителя по одной в каждую новую квартиру дуче, так как тот считал что этот святой — панацея от всех болезней.

Эта его слабость не была лишь семейной тайной. И во дворце Чиги старший хозяйственник Квинто Наварра приказал удалить из календарей несчастливые даты — 13 и 17. До полудня во дворце не мог появиться ни один военный. И никто из чиновников дворца не забыл тот день 1923 года, когда Муссолини услышал о вскрытии гробницы Тутанхамона и болезнях со смертельным исходом всех участников этого вскрытия.

Поклонники Муссолини установили в качестве подарка в помещении под его кабинетом только что привезенную из Египта мумию. Узнав об этом, он тут же схватил телефонную трубку и стал отдавать прерывающимся голосом истеричные распоряжения обслуживающему персоналу немедленно убрать ее, хотя был уже поздний вечер. В течение часа, пока саркофаг не был увезен в музей, дуче даже не входил в свой кабинет.

По отношению к женщинам он вел себя крайне распущенно. Генерал Эмилио де Боно, назначенный начальником службы общественной безопасности, старался не допустить распространения слухов об этом в городе. Рашель с детьми оставалась еще в Милане, а об его связи с Маргеритой Заффарти, снимавшей номер в гостинице «Гранд-отель», знало большинство горожан. Но Заффарти была лишь одной из его любовниц. Шофер Боратто возил дуче по самым различным адресам в Риме, многие женщины приходили сами в его спальню в апартаментах на улице Виа Раселла. Он был настолько нетерпелив, что не снимал даже ни брюк, ни обуви.

— Мужчине следовало бы иметь на спине небольшую машинку, — сказал он как-то Боратто, — чтобы быть в состоянии удовлетворить всех их.

Его страсть к уединению была поистине патологической. Ни одна из женщин не провела ночь в его апартаментах. Маргерита Заффарти сказала по этому поводу с иронией:

— Он боялся, что они будут смеяться, увидев его ночную рубашку.

Даже в редакции «Иль Пополо» он держался особняком. Узнав, что в его квартиру в Милане забирались воры, он сразу же снял другую, не ступив ногой в помещение, где побывали посторонние.

Его голос, приглушенный и конфиденциальный в разговоре с каким-либо собеседником, становился сразу же громким и высокомерный, как только к ним присоединялся еще кто-то. Кроме Арнальдо, у него не было друзей среди мужчин. Однажды барон Фассини, владелец дома по Виа Раселла, пригласил его к себе в гости на загородную виллу.

— Кого это он там ожидает, — грубо ответил Муссолини через дверь, — когда я обедаю?

«Одинокий волк», так называли его фашистские лидеры, в 1924 году предпринял шаг, который был воспринят ими как предательство всего того, что символизировал марш на Рим.