Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

Говорить ему приходилось с трудом, ибо шум и крики в зале продолжались и даже нарастали.

— Заткнись! — завопил железнодорожный босс Эдоардо Торре. — Мы не собираемся терпеть эти оскорбления!

Несколько здоровенных фашистов бросились к трибуне, чтобы стащить с нее выступавшего.

Тем не менее Маттеотти невозмутимо закончил свое выступление словами:

— В связи с вышеизложенным мы требуем аннулирования результатов выборов.

Возвратившись на свое место, он сказал своему коллеге, депутату Эмилио Луссу:

— Я сказал то, что должен был сказать. Все остальное меня не беспокоит.

Как бы шокированный собственной безрассудной смелостью, добавил, обращаясь к депутату Антонио Приоло:

— Я выступил с речью, теперь вы можете готовить свои соболезнования моим родным на моих похоронах.

Свою кончину он предугадал.

Все присутствовавшие в тот день в парламенте обратили внимание на перекошенное от гнева лицо Муссолини, когда он направился во дворец Чиги. Он не видел выхода из сложившейся обстановки и до самого своего конца был связан с людьми, подобными Фариначчи и Тамбурини, приведшими его к власти. Подобно Франкенштейну, он стал жертвой собственного творения. При входе во дворец Чиги он столкнулся с Джиованни Маринелли, сорокапятилетним административным секретарем партии, носившим бородку и золотое пенсне. В манере Генри II, короля Англии, выплескивавшего свое плохое настроение на архиепископа Томаса Беккета, Муссолини выкрикнул:

— Если бы вы не были шайкой негодяев, ни один человек не произнес бы речь, подобную этой.

С таким же неистовством он бросал реплики и замечания чуть ли не десяток раз в день, быстро о них забывая.

На этот раз дуче подал голос одинокого волка слишком открыто.

Джиакомо Маттеотти, положив руки под голову, лежал вытянувшись на софе, уставившись невидящими глазами в потолок. Времени было 4 часа пополудни 10 июня 1924 года. В его десятикомнатных апартаментах по улице Виа Пизанелли в доме номер 40, в тихом районе города на берегу Тибра, было спокойно. Трое его детей — Джиан Карло шести лет, Джиан Маттео трех лет и Изабелла, которой был всего годик, уже спали. Но ни он сам, ни его жена, голубоглазая, с мягким приятным голосом Велия, не могли заснуть.

— Я знаю, — неожиданно произнес. Маттеотти, — что фашисты что-то готовят. Может быть, следует отправить детей в Боргезский сад.

— Но не бери с собой свои заботы, — ответила Велия.

Однако после некоторых раздумий Маттеотти отказался от своей идеи: если что-то и будет происходить, то дети будут в большей безопасности дома. Хотя палата была сегодня закрыта, ему надо было поработать в библиотеке и побывать во дворце Спагна, где он принимал участие в восстановительных работах.

Эти черты характера Джиакомо нравились Велии. Посвятив свою жизнь борьбе за улучшение положения обездоленных, он отдавал половину своего депутатского жалованья в дом для девочек-сирот. Он ненавидел забастовки, парады и демагогию в собственной партии, не говоря уже о фашизме. Будучи человеком дела, он критиковал «кресельных социалистов», которые, призывая к забастовкам, сами на улицы не выходили. Был он и гордым и заботливым отцом, играющими детьми в чижи, постоянно державшим открытыми окна, чтобы ребятишки дышали свежим воздухом, и немедленно бежавшим в аптеку, если кто-то из них поцарапает себе ногу.

Через четверть часа Маттеотти встал с софы и начал одеваться: белая рубашка с мягким воротником, белый галстук и белые ботинки с черными носками, элегантный пиджак серого цвета, в карманах которого лежали листки бумаги для заметок.

Поцеловав жену, он пообещал возвратиться в 8 часов вечера на ужин. В кармане у него было всего десять лир. Велия из окна видела, как он пошел в направлении Тибра.

В это время на углу улицы остановился черный шестиместный лимузин «лянча» с фашистами. Водителем был Америго Думини, тридцатилетний флорентиец, совершивший одиннадцать убийств. На задних сиденьях располагались Аугусто Малакрия, судимый за растрату; Филиппо Панцери; Амлето Поверомо, сорокаоднолетний миланский мясник, сидевший в тюрьме за вооруженное ограбление; Джузеппе Виола, двадцатисемилетний эпилептик, дезертир военного времени, и Альбино Вольпи, тридцатипятилетний диверсант-подводник Первой мировой войны.

Среди этой шестерки только Думини хорошо знал Маттеотти, к тому же он уже несколько дней осуществлял слежку за его домом. От административного секретаря партии Джиованни Маринелли он получил задание похитить Маттеотти и «поработать» с ним.

До Маринелли дошли слухи, что депутат имел доказательства выплаты нефтяной компанией Синклера из Нью-Джерси ста пятидесяти миллионов лир для получения концессии в Италии. Деньги эти должны были быть поделены между министром труда Габриэлем Карнаццей, министром экономики Марио Орсо Корбино, заместителем министра внутренних дел Альдо Финци, пресс-секретарем Муссолини Цезарем Росси и издателем газеты «Корьере Итальяно» Филиппо Филиппелли. Если Маттеотти опубликует эти сведения, это может вызвать большие осложнения. Когда Муссолини 30 мая высказал свое недовольство Маттеотти, для Маринелли был открыт зеленый свет.

Думини не знал, дома ли Маттеотти, и решил на всякий случай показать своим кумпанам, где тот живет и каким путем идет, чтобы добраться трамваем номер 15 с улицы Виа Фламиниа до парламента.

Увидев внезапно идущего Маттеотти, Думини прохрипел:

— Хватай свинью!

Вольпи тут же выпрыгнул из машины, за ним последовал Малакрия.

Молодой клерк страховой компании Элисео ди Лео, пришедший искупаться в Тибре с друзьями, случайно взглянул на обрыв и увидел появившегося высокого мужчину. В тот же момент двое других прыгнули на него и свалили на землю, ударив кулаками в живот. Поскольку они исчезли из виду, ди Лео подумал, что это друзья, разыгрывающие какую-то шутку.

Четырнадцатилетний Ренато Бианчини, шедший к Другу, увидел картину, от которой застыл в ужасе: четыре человека несли на руках вскрикивающего и извивающегося мужчину — двое за голову и двое за ноги. Задним ходом к ним подъехала машина, дверца ее открылась, и четверо попытались затолкнуть мужчину на заднее сиденье. От удара ботинком мужчины стекло в дверце разлетелось вдребезги. Вольпи нанес ему удар кулаком, Поверомо же крикнул:

— Хватит, идут люди!

Но было уже поздно. Некий Джиованни Каванна увидел со своего балкона свалку, но подумал, что это полиция производит арест. Услышав крики Маттеотти, он побежал вниз, успев заметить, как с подножки тронувшейся машины спрыгнул Панцери и скрылся в боковой улице.

«Лянча» с быстротой пули неслась в направлении ведущего на север моста Милвио, пересекая трамвайные линии. Редкие прохожие были в недоумении: дорога впереди была свободна, а шофер подавал непрерывные гудки клаксона. Им было, конечно, невдомек, что Думиии заглушал крики, доносившиеся с заднего сиденья. Вдруг из бокового окна машины показался красный кожаный овал — депутатское удостоверение, которым Маттеотти попытался привлечь к себе внимание.