Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

Никто не должен был произвести ни одного выстрела до сигнала красной ракетой. В случае срыва плана операции оставшиеся в живых десантники должны были оттеснить итальянцев вниз, применив мортиры и пулеметы. В нужный момент свою роль сыграет генерал Фердинандо Солети, хорошо известный карабинерам, который полетит в планере Скорцени.

Карлу Радлю, сидевшему рядом с Солети на инструктаже, казалось, что тот был самым спокойным человеком из всех присутствовавших. Он с готовностью согласился поехать в Пратику на встречу со Штудентом, зная, что немецкие парашютисты разоружили его карабинеров. Пообещав, что оружие впоследствии будет возвращено, Штудент сказал:

— Но прежде чем обсуждать детали этого вопроса, мы намерены освободить Муссолини. Полагаю, что вы будете рады увидеть его и пожать ему руку?

Солети согласился охотно, считая, что они поедут на автомашине.

Внезапно взвыли сирены воздушной тревоги. Зенитные орудия открыли огонь. Волна за волной самолеты британских военно-воздушных сил заходили на аэродром. Бросившись на пол, Радль заметил рядом с собою Скорцени. Набрав в легкие воздуха, он произнес парольные слова, подобранные эсэсовцами для этой операции: «Будь спокоен!» Скорцени в ответ только усмехнулся. Когда был дан отбой, оказалось, что некоторые планеры получили небольшие повреждения. Штудент потребовал привести все в порядок за полчаса.

Находившийся в замке Гандольфо, в шестидесяти километрах от аэродрома, капитан Генрих Герлах посмотрел на часы. Являясь личным пилотом Штудента, он должен был сыграть большую роль в освобождении Муссолини. В 12.30, когда планеры покинут Пратику, он обязан был взлететь на своем спортивном «шторьхе» и оказаться над целью одновременно с планерами.

Не считая вертолетов, «шторьх» был единственным самолетом, способным садиться на ограниченное пространство и взлетать без большого разбега. Если все пройдет хорошо, его пассажиром на обратном пути будет Бенито Муссолини.

Итак, в 12.30 он был в кабине своего самолета, а через час должен оказаться над Гран-Сассо… В результате налета союзной авиации связь была нарушена, и сообщить Герлаху о переносе начала операции на полчаса не было никакой возможности.

Подобно капризному ребенку, Муссолини смахнул рукой со стола, покрытого зеленым сукном, пасьянсные карты. Волосы его были взъерошены, лицо небритое, черные глаза блестели. Накинувшись на овцевода Альфонсо Низи, он визгливо воскликнул:

— К черту вас и ваши ложные пророчества! Вы пытаетесь меня дурачить.

В однокомнатном апартаменте дуче с низким потолком в гостинице «Кампо-Императоре» было не очень-то уютно. Старый фермер посмотрел на Муссолини с огорчением. Четыре дня тому назад, поднявшись со своим стадом на летнее пастбище, он впервые встретился с дуче. Тогда же лейтенант Альберто Файола, начальник охраны Муссолини, насчитывавшей семнадцать человек, предложил ему время от времени составлять компанию дуче. Низи согласился. Когда Муссолини узнал, что тот гадает, то попросил его погадать ему на картах о будущем.

Чтобы его немного успокоить — Муссолини отказался от обеда, — Низи разложил карты и сказал:

— Вас освободят при довольно романтических обстоятельствах.

Как мы уже отметили, реакция дуче на эти слова была довольно истеричной.

Человек, сидевший напротив Низи, давно уже разуверился в освобождении. Он был подобен сломленному невзгодами крестьянину, боявшемуся своего будущего. Прошедшей ночью он услышал по радио заявление Бадолио, намеревавшегося передать его союзникам, и попытался неумело вскрыть себе бритвенным лезвием вену на левой руке. Вызванный Файола тут же смазал ему ранку йодом и наложил повязку. Дуче был уже не тем пленником, который в казарме Легнано спросил одного из карабинеров:

— Почему оркестр не играет более «Джиовинеццу»?

Отбросил он свою гордость и в Понце, когда монахиня сказала оркестру школьников, попытавшихся его приветствовать:

— Ребятки, мы этого более не делаем.

Генрих Герлах в это время, как одинокая птица, находился на высоте более трех тысяч метров над отдаленной грядой Монте-Корно, прикрываясь ее вершиной от взоров охраны гостиницы. Он держался в этом районе уже полчаса, и горючее было израсходовано наполовину. Полетное время «шторьха» ограничивалось тремя с половиною часами, а планеров все еще не было видно.

Наконец, планируя на порывах бокового ветра, чтобы экономить горючее, Герлах увидел их. Два планера. «Боже мой, — подумал он, — всего два — остальных разбомбило, что ли? Справятся ли с задачей восемнадцать десантников?» Герлах решил к ним присоединиться.

Отто Скорцени был очень недоволен: все шло не так. По непонятным причинам через несколько минут после начала полета первый планер, летевший на буксире, в котором находился Ланггут, вдруг сделал левый разворот над Тиволи и исчез из виду. Планер Скорцени стал ведущим. И хотя он шел на тросе длиною около двадцати метров, планер неожиданно резко пошел вниз. Люди не слышали ничего, кроме свиста ветра.

Пилот планера Майер-Венер сверил снимок и карту. Темное пятно стало принимать четкие очертания здания подковообразной формы. Между его концами было не менее 150 метров. Маленькие фигурки людей посыпались из дверей главного входа. В этот момент Венер увидел то, что летчики принимали за «участок гудронированной дороги». Это была основная лыжная трасса.

Земля приближалась — земля, покрытая кустарником, жухлой травой и валунами. Скорость составляла около ста километров в час. И Венер принял решение. Отцепившись от троса, он направил планер к дому и сел в десяти метрах от террасы гостиницы, прямо на скалу.

Находившийся в здании генерал-инспектор Джузеппе Гуэли, в свою очередь, принял мгновенное решение. Письменное распоряжение начальника штаба карабинеров гласило: в случае попытки освобождения Муссолини его следовало пристрелить. Однако в связи с бегством Бадолио и верховодством немцев положение изменилось. Штаб-квартира полиции в Риме к тому же призвала к «благоразумию и осторожности». Гуэли, раздевшись, отдыхал в своей комнате на третьем этаже, когда туда стремительно, ворвался лейтенант Файола.

— Что нам делать? — спросил лейтенант.

— Не оказывать никакого сопротивления! — приказал Гуэли.

— Не стреляйте, не стреляйте! — стали кричать оба из окна, когда десантники из приземлившегося планера бросились к гостинице.

С головным отрядом шел и. генерал Солети, белый как мел после совершения самого ужасного в своей жизни полета, и выкрикивал то же самое. В окне второго этажа показалась лысая голова Муссолини, который вскрикнул:

— Не проливайте кровь!

И тут начался кромешный ад. На маленькое плато один за другим садились планеры. От склонов гор отражался рев самолетов-буксировщиков. На ступенях гостиницы грохотали сапоги десантников, в будках неистово лаяли сторожевые собаки. Оберштурмфюрер Карл Менцель, увидев Муссолини, рявкнул: