Олег Калугин - Прощай, Лубянка!

Я собрался было последовать за Президентом обратно в «Белый дом», как услышал за спиной чей-то незнакомый голос, вежливо обратившийся ко мне по имени и отчеству: «Советую вам убрать машину от СЭВа, из центра идет несколько тысяч человек, могут разнести ваше авто». Я обернулся и сразу понял, что имею дело с одним из сопровождающих меня сотрудников наблюдения. Следуя его совету, я направился к Калининскому, намереваясь переставить машину в другое, более безопасное место, но едва я вышел на проспект, как сразу оказался на виду у спускавшейся от Садового кольца огромной толпы. Из передних рядов закричали: «Генерал, присоединяйтесь к нам, ведите к «Белому дому» защищать Президента». Так, совершенно случайно, я оказался во главе массы кричащих, размахивающих кулаками и наспех сделанными транспарантами людей. Их настроение сразу же передалось мне, и вот уже я иду и кричу вместе с ними: «Позор!», «Долой!», «Ельцин! Ельцин!»

Когда подошли к лестнице на набережной у «Белого дома», меня делегировали вызвать Ельцина для встречи с народом. Внутри по-прежнему царила сумятица. Бегающие с потерянными физиономиями сотрудники аппарата, журналисты — никто не знал толком, где Ельцин. Наконец, я наткнулся на Руцкого. «Президент совещается с ближайшими помощниками. Подождем, пока соберется больше народу. Как раз сейчас на подходе несколько тысяч человек из Зеленограда. Передай это людям», — сказал вице-президент…

На улице моросило, но толпа не расходилась, терпеливо ожидая подкрепления. Я же решил воспользоваться паузой и навестить старых друзей из Управления делами Московского горкома партии. Важно было узнать, как они оценивают обстановку, что говорят в партаппарате о случившемся.

Не успел я войти в кабинет одного из своих друзей, как он, стоя у открытого окна, заметил: «За тобой сразу две машины… Пойдем пообедаем, а потом что-нибудь придумаем. Ситуация крайне сложная, и чем все закончится — неизвестно. Тебе следует исчезнуть и по крайней мере для начала сбросить «хвост». Я дам тебе служебную машину с темными занавесками на окнах и выведу через подъезд на противоположной стороне здания, который никогда не открывается».

Я с благодарностью принял предложение друга, рисковавшего в тот момент своим положением. Сопровождавшие меня сотрудники наблюдения ждали моего выхода до девяти вечера, но так и не дождались.

А я между тем присоединился к группе депутатов российского и союзного парламентов, обосновавшихся в гостинице «Россия», где принял участие в бурных дебатах. Время незаметно клонилось к вечеру, и депутаты любезно предложили переночевать у одного из них в номере. Но я предпочел вернуться в «Белый дом»: Глеб Якунин сказал, что у него в кабинете найдется лишнее кресло для ночного отдыха. Я уже был готов выехать, когда по радио объявили о введении в городе комендантского часа. Коллеги-депутаты вновь стали настаивать, чтобы я остался в «России». Правда, один из них — врач — предложил вызвать «скорую помощь» и на ней добраться до «Белого дома», но другие его идею забраковали. Выбора не было, но и оставаться вместе представлялось небезопасным. Самое лучшее — раствориться в одном из никому не известных номеров гостиницы. Я знал один такой номер люкс. Его занимала благотворительная организация, изредка подселявшая туда иностранцев. Около часа ночи я постучал в дверь. Ответили испуганно на английском. «В городе военное положение, отворите немедленно», — сказал я командным тоном. Появившееся в проеме заспанное лицо впустило меня в номер. «Сколько вас?» — спросил я. «Двое». — «Освободите большую комнату и идите в спальню», — повторил я тоном, не терпящим возражений. Мой ночной незнакомец, как позже выяснилось американец, без протестов удалился в другую комнату, а я тут же, не раздеваясь, растянулся на диване и заснул.

Утром я позвонил жене. Она сообщила, что пока все тихо, было много телефонных звонков, но никаких тревожных сигналов. Я решил заехать домой, переодеться и привести себя в порядок.

…И снова от дома за мной увязался «хвост». На этот раз я ехал на «мерседесе» западной телевизионной компании, пригласившей меня в студию для интервью. Мы не смогли доехать до корпункта на машине: дорога впереди была блокирована танками и образовалась огромная пробка. Добирался я до места назначения на метро. Спускаясь вниз на эскалаторе, я услышал сзади тихий голос: «Не оборачивайтесь. Слушайте меня внимательно. Вы находитесь в списке лиц, подлежащих аресту. Но это будет не сегодня. Я вас заранее поставлю в известность, если решение о задержании будет принято. Сегодня нами задержаны Гдлян, Уражцев, Портнов, на очереди депутаты Якунин и Белозерцев. Передаю вам записку, там есть номер моего домашнего телефона. После прочтения уничтожьте».

В раскрытую ладонь он сунул свернутый листочек бумаги. Я прочитал записку уже на подходе к «Белому дому», пробираясь сквозь плотное кольцо собравшихся на площади людей. Здесь же в толпе кто-то дернул меня за рукав: «Помогите пройти внутрь здания, я подполковник КГБ, хочу выступить». Я посмотрел его удостоверение и повел за собой.

На балконе бушевали митинговые речи, и я получил слово почти сразу после Ельцина. «Дорогой друг, отец Глеб, — загремели мощные динамики, — я не знаю, где ты, но береги себя. Сегодня КГБ собирается тебя арестовать. То же самое касается Сергея Белозерцева. Они будут расправляться с нами поодиночке, и мы должны быть вместе, чтобы сорвать их планы. Не все в КГБ идут на поводу у Крючкова. Многие осуждают его преступную деятельность. Я привел с собой еще одного чекиста, порвавшего с системой и вставшего на защиту демократии. Он сейчас выступит перед вами…» С этими словами я подтолкнул приведенного с собой подполковника к микрофону…

В тот день я уже больше не выходил из «Белого дома». Сгущались сумерки, и росла тревога, что самое страшное должно случиться в эту ночь. Поползли слухи о предстоящем штурме. С улицы доносился рокот моторов, приглушенные крики. Иногда вспышки ослепительного света прорезали темноту. Где-то прогремел одинокий выстрел, потом второй, и все сразу напряглись в ожидании худшего. Многие бесцельно бродили по зданию из одного кабинета в другой, тихо переговаривались, пели песни в радиорубке, вещавшей всю ночь напролет, то и дело менялись выступающие: видные политики, журналисты, М. Ростропович. «Белый дом» гудел как растревоженный улей.

Восход солнца мы встретили вдвоем с российским депутатом Владимиром Олейником у окна, выходящего на гостиницу «Украина». Танки еще стояли внизу, на набережной, но по всему было видно, что путч захлебнулся. Потом до нас дошла скорбная весть, что трое молодых людей погибли на подступах к «Белому дому»…