Олег Калугин - Прощай, Лубянка!

Как я и предполагал, Ярцев завалился, но так, что начисто опроверг мнение своих кураторов о неспособности в чем-либо отличиться.

При подготовке статьи я исходил из того, что «дело Ярцева» должно стать уроком для руководителей, бесцеремонно подыскивающих теплые местечки для своих родственников и друзей в ущерб интересам службы, а кроме того, не дает повода для недоброжелателей обвинять Управление «К» в замазывании собственных грехов и выпячивании чужих.

В статье я, в частности, писал: «Если тщательно и беспристрастно рассмотреть анатомию наиболее серьезных проступков, имевших место в ПГУ в последние годы, то станет очевидным, что они совершались не внезапно, они подготавливались всем ходом эволюции того или иного работника. Эта «подготовка» выражалась, как правило, в пьянстве, моральной распущенности, систематическом нарушении порядка и дисциплины. Нередко им сопутствовали разлады в семейной жизни, неприязненные отношения в коллективе. Такого рода явления происходили на протяжении достаточно длительного периода времени, и не заметить их было нельзя. Совершенно ясно, что они становятся возможными чаще всего в тех коллективах, где отсутствует должная требовательность к подчиненным, где слабо осведомлены об их поведении в быту, где круговая порука, нежелание «выносить сор из избы» приводят к тому, что болезнь загоняется внутрь, а это, в свою очередь, неизбежно ведет к эксцессам. Руководители некоторых резидентур, особенно в небольших точках, не всегда объективно освещают положение в своих коллективах, прилагают немало усилий к тому, чтобы в Центр не попали сведения об имеющихся проступках со стороны того или иного разведчика. В результате имеют место случаи, когда оперативная нечестность, необъективная оценка фактов и ситуаций, замазывание недостатков приводят к резкому осложнению положения вокруг отдельных сотрудников разведки, а то и во всем коллективе.

Разумеется, никто не застрахован от неприятностей, но именно своевременная, решительная, если надо «хирургическая», операция способна быстро разрядить обстановку, создать нормальный климат в резидентуре. Поучительный пример — история, разыгравшаяся недавно в Лондоне, где главным «героем» был сотрудник линии «КР» Ярцев. Резидентура получила сигнал о том, что к Ярцеву проявляет повышенный интерес английская контрразведка. Изучение обстановки вокруг оперработника показало, что он имеет сомнительные связи среди местных граждан, нарушает трудовую дисциплину, не докладывает руководству о своем времяпровождении, прибегает к обману с целью сокрытия своих знакомств. По указанию Центра за Ярцевым было установлено агентурно-оперативное наблюдение, которое выявило факт сожительства Ярцева с англичанкой, подделку счетов, систематическое присвоение государственных средств, кражу принадлежащего государству имущества. Отозванный под благовидным предлогом в Советский Союз, Ярцев при опросе признался в совершении этих позорных проступков, был уволен из органов КГБ и исключен из рядов КПСС».

Секретарь парткома, прочитав мой материал, засомневался: стоит ли упоминать Ярцева? Ведь навлечем на себя ярость Цинева.

Я настаивал на сохранении текста без изменений, но в конце концов пошел на компромисс, смягчив некоторые выражения и убрав такие подробности, как проверка багажа Ярцева, в котором обнаружили бронзовые ручки от дверей и другие детали интерьера бюро Совэкспортфильма, выкраденные незадачливым чекистом при отъезде из Лондона.

Я не знаю, была ли опубликована моя статья. Не хватало времени, чтобы поинтересоваться. Незавершенное дело «Кука», поездки в Польшу и Венгрию, напор текущих рабочих забот и какая-то неопределенность, повисшая в воздухе, выбивали меня из нормальной колеи. Настораживало и отсутствие приглашений к Андропову.

По плодам их узнаете их.

Собирают ли с терновника виноград

или с репейника смоквы?

Длительная работа в аппарате неизбежно столкнула меня с сильными мира сего — руководителями госбезопасности, министрами, чиновниками различных рангов из ЦК КПСС.

До возвращения из США контакты с высшим начальством ограничивались протокольными приемами у заместителей председателя КГБ, курировавших кадры. Один из них, Тикунов, принимавший меня накануне отъезда в Нью-Йорк, откровенно позавидовал: «Я в вашем возрасте тоже впервые поехал за границу, но это была Монголия». Другой зампред, Перепелицын, проявил исключительное дружелюбие, повышенное внимание к семейным и квартирным делам. Это были люди хрущевской школы — обходительные, улыбчивые, понимавшие все как будто с полуслова.

Впервые лицом к лицу я увидел своих руководителей — Сахаровского, Захарова, Семичастного и Шелепина — в декабре 1964 года, на приеме в Георгиевском зале Кремля, где большой группе чекистов тогдашний глава Президиума Верховного Совета СССР Микоян вручал правительственные награды. К тому времени Хрущев уже был отстранен от власти, и, очевидно, торжественная церемония награждения символизировала особую благодарность новой кремлевской верхушки «вооруженному отряду партии» за услуги, оказанные при свержении своевольного и непредсказуемого лидера. Она же предвещала, что трудная пора для КГБ осталась позади, что Брежнев и его команда не позволят больше принижать значение и роль госбезопасности в жизни страны.

Так оно и получилось на деле. К 1967 году Семичастный, не пользовавшийся авторитетом ни в чекистской среде, ни в партаппарате, был заменен Юрием Андроповым — проверенным коммунистом, имевшим в послужном списке комсомольскую и партизанскую работу в Карелии, «заслуги» в бурные дни будапештского восстания 1956 года, в незаметной для внешнего мира организаторской работе по «сплочению» международного рабочего движения и, как пишут современники, в подготовке заговора против Хрущева.

До того, как я повстречался с Андроповым, мне приходилось иметь дело лишь с руководством разведки. Александр Михайлович Сахаровский, возглавлявший ПГУ с середины 50-х годов, несомненно, был профессионалом высокого класса. Правда, оттачивал он свое мастерство не в заграничных резидентурах. До назначения в разведку он работал в Ленинграде, командовал агентурной сетью советских граждан — моряков загранплаваний. Еще раньше, в конце войны, вместе с частями Красной Армии оказался в Бухаресте, где, видимо, содействовал приходу к власти прокоммунистического Земледельческого фронта во главе с П. Гроза. Когда Сахаровский пришел в разведку, она переживала тяжелые времена. Создававшиеся годами агентурные группы разваливались на глазах. Серия предательств сотрудников КГБ, разочарованных хрущевской политикой свертывания разведывательной деятельности и ущемления привилегий чекистов, помогла западным контрразведкам ликвидировать ценнейшие источники информации, внедренные в высшие правительственные и научные учреждения США и Европы. Но Сахаровский обладал волей, энергией, организаторскими способностями, умением подчинить себе и сплотить большой коллектив. Обычно сумрачный, как будто отягощенный постоянными думами, он являл собой тип начальника, имя которого произносили с благоговением или страхом. Ни от кого в КГБ я не слышал худого или пренебрежительного мнения о шефе разведки.