Том Вулф - Нужная вещь

Конечно, выйти на земную орбиту и еще дальше в космос предстояло другим людям. Но их, в свою очередь, будут отбирать из числа тех, кто совершил первые суборбитальные полеты. Так что весь мир запомнит именно первого астронавта. А когда человек это понимает, то ему нечего стесняться и упускать открывающиеся возможности. Гленн не забывал об этом и всегда ждал, когда сияющий вокруг него ореол заметят. В Корее, поддерживая с воздуха сухопутные части морской пехоты, он пришел к выводу, что самое главное сейчас — поступить в истребительный эскадрон военно-воздушных сил, как Ширра, и сражаться в небе у реки Ялу. Получив назначение, он сбил в последние несколько дней войны три MiGa. Когда война закончилась, Гленн понял, что открывается новое поле деятельности — летные испытания, — пошел прямо к начальству и попросил направить его в школу летчиков-испытателей на военно-морской базе Патьюксент-Ривер, что и было сделано. Он прослужил там лишь три года, когда решился на свой трансконтинентальный перелет на F8U. Он сам продумал план полета, который стал самым знаменитым за всю историю морской пехоты! Хотя все знали, что это возможно, но никто никогда не пытался совершить непрерывный трансконтинентальный перелет на средней скорости выше 1 Мах. Гленн разработал всю схему, включая воздушные рандеву с тремя заправочными самолетами АЛ, — ему нужно было снижаться до высоты двадцать две тысячи футов, чтобы встретиться с ними. Полет он совершил 16 июля 1957 года, преодолев расстояние от Лос-Анджелеса до летного поля Флойд-Беннет в Нью-Йорке за три часа двадцать три минуты. Ходили слухи, что он потеснил нескольких летчиков, которые гораздо лучше управлялись с F8U, и так далее, и тому подобное. Но это была его идея! И он ее осуществил! Если бы он не пробивался вперед, то всего этого вообще бы не случилось. В 1958 году ему стало понятно, что вся армия работает над проблемами управляемого космического полета. Проекта «Меркурий» еще не существовало, и имен будущих руководителей космической программы никто не знал. Глупо было бы ожидать, что главная роль в этом деле достанется морской пехоте. И Гленн устроился в Бюро по аэронавтике при военно-морском флоте. Он добровольно участвовал в испытаниях центрифуги в Джонсвилле, в Пенсильвании, выдерживая серьезные перегрузки, связанные с космическими полетами. В марте 1959 года, спустя месяц после того как их семерых отобрали в астронавты, он в качестве представителя Бюро по аэронавтике при Наблюдательном совете НАСА посетил авиастроительный завод Макдоннелла в Сент-Луисе, где следил за процессом производства капсулы «Меркурия». Он не знал, почему отобрали именно их семерых… но, как бы то ни было, это не уменьшало его шансов.

Теперь ставки снова выросли, и ничто не мешало ему стать первым человеком в космосе. НАСА, конечно же, было все равно, кто победит русских — он или любой другой американец. Но в Гленне росло радостное возбуждение, которое помогало ему выдержать эти пробежки по обсаженной соснами дорожке в Тайдуотере, штат Вирджиния. Это был тот самый esprit — обычно называемый патриотизмом, но лучше всего передаваемый выражением joie de combat, — который царил в годы Второй мировой, а также (среди пилотов и только среди них) во время корейской войны. Проект «Меркурий» официально считался гражданским предприятием. Но Гленн разглядел в нем новую отрасль военного дела. Они, все семеро, по-прежнему служили в армии и получали офицерское жалование, хотя и ходили в гражданском. А весь проект окружала боевая атмосфера настоятельности и первостепенной важности. И в этой новой сфере военного дела никто не был выше тебя по званию. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

По плану проекта они подчинялись Роберту Гилруту, руководителю новой Космической оперативной группы, а тот, в свою очередь, подчинялся сенатору Хью Драйдену, администратору из НАСА. Гилрут был превосходным инженером и хорошим человеком. Он написал первое научное исследование технических характеристик самолета — «Требования к удовлетворительным летным качествам самолетов» (отчет НАКА № 755, 1937 год), ставшее классическим. Крупный лысый застенчивый человек с пронзительным голосом. Совсем недавно он руководил в НАКА Отделом по разработке беспилотных летательных аппаратов, который проводил эксперименты с беспилотными ракетами. Гилрут не привык общаться с военными, и уж тем более с честолюбивыми пилотами. Среди инженеров он был гением, но не мог взять семь восходящих звезд, внезапно ставших самыми знаменитыми пилотами Америки, и превратить их в команду Боба Гилрута.

Они были столь знамениты, их так почитали и постоянно дергали по всяким пустякам, что в этой новой отрасли военного дела им не было равных. Всюду, где бы они ни появлялись, люди бросали все свои дела и смотрели на них этим особым взглядом, полным благоговения и сочувствия. Сочувствия — потому что все наши ракеты взрываются. Это был прекрасный, дружелюбный, теплый взгляд — все правильно, — но все же в нем заключалось что-то странное. Словно это была сияющая улыбка сквозь слезы — слезы и радость вместе. Раньше в Америке так никто не смотрел: этот взгляд вернулся из первобытного прошлого. Это была улыбка, полная почтения и изумления — перед такой храбростью! — улыбка, которой одаряли участников поединков заранее, до боя.

Что ж… Гленн был готов, готов к избранию; он был готов первым полететь в космос, к чему его обязывали эти сияющие лица, этот почет и уважение.

Среди людей, смотревших на них этим особым взглядом, полным преданности, был Лео де Орси, юрист из Вашингтона. Уолтер Бонни — офицер НАСА по связям с общественностью, который устроил пресс-конференцию, — увидел, какое безумие овладело прессой, и заключил, что парням в их новой роли знаменитостей нужна профессиональная помощь. Он обратился к де Орси, который был специалистом по налогам. Гарри Трумэн однажды даже подумывал сделать его главой Международной таможенной службы. Де Орси представлял многих знаменитостей шоу-бизнеса, включая Артура Годфри, друга президента Эйзенхауэра. Итак, они всемером отправились на обед с де Орси в отдельном кабинете в «Кантри-клаб», недалеко от Вашингтона. Де Орси оказался приятным джентльменом с небольшим круглым животиком и в довольно крикливой одежде. У него было несколько угрюмое выражение лица, а вел он себя так, как и полагается человеку, близкому к Бонни. Он сказал, что готов представлять их интересы, и добавил:

— Я настаиваю лишь на двух условиях.

Ну вот, началось, подумал Гленн.

— Во-первых, — сказал де Орси, — я не приму гонорара. А во-вторых, не нужно возмещать мне расходы.

Он еще на мгновение задержал на лице угрюмое выражение, а потом улыбнулся. И все стало на свои места. Он был совершенно искренен. Ему доставляло огромную радость просто помогать им. Он не знал, чем им угодить. Так все и пошло с того вечера. Внимательность и щедрость Лео де Орси просто не знали границ.