СТИВЕН АМБРОЗ - Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Особенно трудно было решить, кого назначить министром труда. Республиканцы ожидали, что у них возникнут сложности в отношениях с организованным рабочим движением, которое будет выступать если не за полную отмену закона Тафта — Хартли, то, во всяком случае, за коренное его изменение. По мнению Эйзенхауэра, эту должность должен был занять человек — выходец из рабочего движения. Он выбрал Мартина Дуркина из Чикаго, который возглавлял профсоюз водопроводчиков, входивший в Американскую федерацию труда. Среди членов Кабинета Дуркин был единственным демократом и единственным католиком.

Итак, Кабинет был сформирован. В "Нью рипаблик" появилась следующая заметка: "Айк сформировал Кабинет, состоящий из восьми миллионеров и одного водопроводчика"*6. Но самым примечательным было то, что среди членов Кабинета не было ни одного администратора с опытом ведения дел на правительственном уровне. (И в самом деле, откуда им было взяться, если с 1933 года республиканцы были отстранены от власти.) Но все они достигли успехов как бизнесмены, юристы или водопроводчики, и все, за небольшим исключением, только благодаря самим себе.

В Нью-Йорке Эйзенхауэр продолжал жить в микрорайоне Мор-нингсайд-хайтс, в доме президента Колумбийского университета. В жизни Мейми наступил период суеты: она занималась и покупкой одежды, которая была необходима на церемонии вступления в должность президента, и подготовкой к переезду в Белый дом. К переезду уже в который раз. Но теперь ее утешало, что впервые за тридцать пять лет она могла рассчитывать прожить на одном месте четыре года. Барбара и трое внуков приезжали в Морнингсайд по праздникам, поэтому Сочельник и Рождество обещали быть особенно приятными. Айк подарил Мейми золотой браслет с тремя подвесками в форме сердца; на них были выгравированы имена: Дэвид, Барбара Энн и Сюзан. Однако в рождественский вечер, когда Айк был занят разделыванием индейки, Мейми почувствовала себя плохо. Доктор Говард Снайдер, который в течение многих лет был личным врачом Эйзенхауэров и жил вместе с ними, дал ей сульфидин и уложил ее в постель. Она оставалась в постели несколько дней, но и в таком положении не прекращала своей деятельности — занималась организацией перевозки вещей из Нью-Йорка в Вашингтон. Главное, надо было помнить, какая вещь принадлежала Эйзенхауэрам, а какая — Колумбийскому университету.

В начале января Мейми получила известие, что Джон приедет домой, чтобы присутствовать на инаугурационных церемониях*. Она спросила мужа, кто приказал Джону уехать из Кореи. Айк, в свою очередь, задал этот вопрос Омару Брэдли, начальнику Генерального штаба армии. Но Брэдли не смог ответить. Во всяком случае, приезд Джона оказал на Мейми такое действие, которое не смогло оказать лекарство: здоровье ее улучшилось и она встала на ноги. Вскоре Джон уехал в Хайланд-Фоллс, чтобы провести несколько дней со своей семьей, а потом опять вернулся в Морнингсайд-хайтс, но уже с женой и детьми. В течение десяти дней, предшествовавших инаугурации, Мейми и Барбара занимались покупками, а Джон вместе с отцом посещал различные собрания и митинги.

[* Инаугурация — церемония, посвященная вступлению в должность президента.]

День Эйзенхауэра был расписан по минутам, но его не смущал такой распорядок. Он давно свыкся с тем, что все его время, фактически вся жизнь, было четко распланировано, заполнено встречами, интервью, выступлениями, рабочими ленчами и поездками. Тем не менее он старался сохранить привычку к нормальному образу жизни и не отступать от него, даже если появлялась такая возможность.

День Эйзенхауэра начинался рано — около 6 часов утра. Он поднимался тихо, чтобы не разбудить Мейми, шел в туалетную комнату, где выбирал костюм — Моани выкладывал несколько на выбор. Большая часть вещей его обширного гардероба была сделана на заказ или подарена нью-йоркскими фабрикантами, которые шили одежду. Он редко надевал один и тот же костюм два раза. Во время легкого завтрака он имел обыкновение просматривать утренние газеты. Одной из маленьких тщеславных хитростей Эйзенхауэра было его утверждение, что он никогда не читает газеты, хотя на самом деле буквально погружался в них. Обладая способностью читать быстро, он сразу же улавливал суть наиболее важных сообщений. Обычно он читал вашингтонские газеты, "Нью-Йорк Таймс" и "Геральд трибюн" (его самая любимая).

К 8 часам утра он был уже в своем кабинете и работал без перерыва до 1 часа дня. Его ленчи по большей части имели деловой характер. Затем он садился за свой письменный стол и продолжал работать до 6 часов вечера, а иногда и позже. Множество проблем, которые требовали решения как по своему характеру, так и по степени сложности, отличались чрезвычайным разнообразием. Прежде чем принять решение, он старался выяснить все точки зрения, а для этого было необходимо изучить кучу документов, внимательно выслушать множество объяснений по возникающим вопросам. Другими словами, это была тяжелая работа, которая требовала от Эйзенхауэра постоянной сосредоточенности и немалого напряжения.

После окончания рабочего дня он, как правило, расслаблялся за коктейлем. Что касается алкоголя, то он строго ограничивал его потребление: обычная норма — один коктейль перед ужином. Еда, если он сам не занимался ее приготовлением, не представляла для него особого интереса. Причина постоянного огорчения Мейми — его способность поглощать без разбора все, что находилось на столе.

В 1952 году он завел другую привычку, с которой Мейми была вынуждена смириться, — есть с подноса во время телевизионных вечерних новостей. После ужина, если не намечалось выступлений или каких-либо других дел, он обычно читал бумаги, отчеты, изучал предложения. В 11 часов вечера он оставлял эту работу и посвящал час рисованию, после чего шел спать. Лежа в постели, он читал, чаще это были рассказы из жизни Дикого Запада. В рассказах этих не описывались ни запутанные ситуации, ни какие-либо комплексы. Все решения были абсолютно четкими, поскольку основывались на ответах на самые простые вопросы о том, где правда и где зло. Читая такие истории, Эйзенхауэр освобождался от необходимости критически анализировать содержание и погружался в мир фантазии. Это давало его мозгу необходимый отдых и заменяло самые эффективные снотворные.

Более полное расслабление наступало, когда он отдавался своим любимым занятиям — рыбалке, рисованию, гольфу или игре в бридж. Поскольку все это требовало большой концентрации внимания, он полностью отвлекался от других дел. Думая над тем, какую приманку надо насадить на крючок, какой мазок наложить на холст, какую клюшку выбрать для очередного удара, какую ставку предложить необычному игроку, он мгновенно освобождался от груза раздумий о своих служебных обязанностях и ответственности. Эллис Слейтер, который был постоянным партнером Эйзенхауэра по играм в гольф и бридж, вспоминал: "Я не думаю, что мне когда-либо доводилось видеть человека с такой высокой способностью к концентрации. Когда он был занят чем-нибудь... он полностью отдавался этому делу"*7.