Александр Синегуб - Защита Зимнего Дворца

"Простите", – возразил тот, – "юнкера мои очень устали; я рассчитывал бы на внутренний караул Дворца, так сказать на резерв".

– "Господа, я прошу не отказываться от выполнения получаемых заданий. Мы все здесь устали. Не уставших нет. Поэтому я считаю этот вопрос законченным".

– "Господин полковник", – вбегая в припрыжку в комнату, еще с порога закричал Штаб-ротмистр. "Господин полковник, имею честь явиться. Я едва пробился со своими инвалидами георгиевцами. Сволочи нас хотели разоружить, но мы им прописали Кузькину мать. Честь имею явиться, Штабс-ротмистр И. Прошу дать работу. Вы не смотрите, что я одноногий. Я и мои инвалиды в Вашем распоряжении". – Действительно, шумно явившийся Штаб-ротмистр был с протезом вместо левой ноги. Маленький, подвижной, с тараканьими усами, он мне напомнил пана Володыевского из "Огнем и Мечом" Генриха Сенкевича. Это появление инвалида отразилось на настроении офицеров, и когда, Штаб-ротмистр, заверенный Комендантом Обороны в предоставлении ему и его инвалидам боевой работы, отошел от Коменданта, Начальник Школы Петергофцев заявил, что он принимает к исполнению порученную ему задачу. Вслед за Петергофцами, получили задания Ораниенбаумская первая и вторая школы. Первой вручалось дальнейшее продолжение внутреннего караула, а второй предназначена была защита баррикад у ворот, у Дворцового Моста и Зимней канавки, причем резервом для нее считалась Школа Петергофцев. На инвалидов, явившихся в группе свыше 40 человек, возлагалась оборона первого этажа, взамен баталиона инженерной школы, которую приказывалось вывести во двор для прикрытия артиллерии с выделением из баталиона взводов на баррикадные работы. Поручики Мейснер и Лохвицкий получили приказание отправиться возводить баррикады у моста через Зимнюю канавку. Поручики Скородинский и Бакланов – строить баррикады у Главных Ворот, из тех полениц дров, что лежали на площади перед Дворцом.

Капитану Галиевскому вверялось общее руководство работами инженерной школы и наблюдение за внутренней обороной. Мне было приказано составить расписание расположения частей, с ними подерживать связь через команду связи, которая организовывалась из четырех человек от части, и иметь местонахождение в комендантской, где объявлялась штаб-квартира Коменданта обороны. Командиру артиллерийского взвода от Константиновского Училища вменялась – оборона ворот на случай прорыва, а пока нахождение в резерве во дворе.

Офицеры, получив задания, постепенно расходились по своим частям, обещая мне немедленно прислать от себя юнкеров для команды связи. Комендант обороны уже сидел за столом, черкая карандашем на плане названия частей в местах, им отведенных. Я сидел над полевой книжкой.

"Слава Богу, дело начинает клеиться", успокоителыю звенела мысль в голове.

Все, казалось, налаживалось и прояснялось. Но вот открывается дверь, и перед столом выростает офицер артиллерийского взвода Константиновского Училища.

"Господин Полковник", – обратился он к Коменданту Обороны, – "я прислан командиром взвода доложить, что орудия поставлены на передки и взвод уходит обратно в Училище согласно полученному приказанию от Начальника Училища через приказание от Командира батареи".

Взрыв гранаты произвел бы меньше впечатления, чем сделанное заявление офицером взвода.

И сейчас же вслед за офицером явилось несколько юнкеров Константиновцев, в нерешительности остановившихся на пороге комнаты.

Комендаит Обороны и оставшиеся офицеры добровольцы вскочили со своих мест и в недоумении смотрели на докладывавшего офицера.

"Как это так?!" – вырвалось у Коменданта. – "Немедленно остановите взвод". – "Поздно!" – ответили юнкера. – "Взвод уже выезжает. Мы просили остаться, но командир взвода объявил, что он подчиняется только своему командиру батареи.

Вот мы и еще несколько юнкеров остались. Взвод уходить не хотел, но командир взвода настоял с револьвером в руках". – - "Да что вы с ума сошли?" – раскричался Комендант на офицера Константиновца,

– "ведь взвод, раз он здесь, подчинен только мне. Немедленно верните взвод!" – приказал он одному из офицеров. "А Вас я арестую", – обращаясь к офицеру артиллеристу, продолжал Комендант.

"Я не причем, господин Полковник, а остаться я не могу, мне приказано вернуться", – и быстро повернувшись, артиллерист выскочил из комнаты.

Несколько офицеров было с криком сорвались со своих мест, хватаясь за кобуры своих револьверов.

"Стойте! ни с места!" – снова прогремел Комендант.

"Пускай уходят. Им же будет хуже: они не дойдут до Училища. Их провоцировали, и они расплатятся за измену".

"А Вы", – обращаясь к юнкерам, продолжал Комендант, – "присоединяйтесь к Инженерной Школе. Спасибо Вам за верность долгу… и идите". – Юнкера еще помялись на месте, и затем, получив от меня указание куда пройти, вышли. Я боялся взглянуть на Коменданта обороны. Я боялся увидеть чувство горести на его лице.

"А может быть их задержать в воротах", – заметил кто-то из офицеров, нарушая наступившее молчание. "К сожалению некому этого сделать; едва ли успели занять баррикады", – ответил Комендант, вставая и направляясь к выходу. "Я иду к Временному Правительству в Белый Зал", обращаясь ко мне, сказал Комендант, приостанавливаясь в дверях с планом в руках. Но не успел он выйти из комнаты, как слегка отталкивая его от двери влетел в комнату офицер женщина. "Где Комендант Обороны? господа", – женским, настоящим женским голосом спросил офицер. "Это я", – ответил Комендант.

"Ударная рота женского баталиона смерти прибыла в Ваше распоряжение. Рота во дворе. Что прикажете делать?" – вытягиваясь и отдавая честь по военному, отрапортовал офицер женщина. "Спасибо. Рад. Займите 1-ый этаж вместе с инвалидами. Поручик, – отнесся Комендант ко мне, – пошлите юнкера связи с госпожей… с господином офнцером для указания места и сообщите об этом Капитану Галиевскому. Еще раз прошу принять выражение благодарности. Дела будет много. Не беспокойтесь, не забудем Вас", добавил Комендант, заметив выражение легкой неудовлетворенности, пробежавшей по личику офицера, и вышел.

Через несколько минут вслед за выходом Коменданта, комната опустела, а спустя еще немного времени начали постепенно прибывать юнкера для связи. Кончив возиться с полевой книжкой, я стал соображать о близости столовой. Наконец я, не выдержав сидения, отправился разыскивать столовую, захватив с собой одного из юнкеров. Это оказалось довольно сложным занятием. Но вот я и у цели, у двери комнаты, где сейчас насыщу свой пустой желудок. Толстый, бритый, важный лакей отворил дверь. Я шагнул на яркий ослепительный свет и остановился.

Клубы табачного дыма, запах винного перегара ударили в нос, запершило в горле, а от пьяного разгула каких-то офицеров, из которых некоторые почти сползали со стульев, у меня закружилась голова, затошнило. Я не выдержал картины, и несмотря на желание есть и пить, я выскочил из комнаты. "Пир во время чумы… Пир во время чумы… позор, это офицеры…" – и предо мною стала моя адъютантская комната в Школе и в ней Борис, говорящий мне: "Нет, ты дурак, да и законченный, к тому же Петроградского гарнизона не знаешь". "Да, да, ты прав, Борис, я дурак; ну а дураков учить надо. Вот сегодня и танцуешь, моралист паршивый – ругал я себя. – Э, брось, брат, не мудрствуй лукаво, не забывай, что имеешь дело с людьми, что это самый вульгарный тип животного мира…