Владлен Владимиров - Единожды приняв присягу...

Сержант прислушался, выглянул за бруствер окопа. На сердце похолодело — танки! Конец. Теперь сомнут. Пулей танк не остановить и «лимонкой» не возьмешь.

Ой, как не хочется умирать восемнадцати лет от роду.

И жизни осталось несколько минут, пока танки доползут до окопа.

Жалко сестренок-сирот, плакать будут, когда узнают, что единственного брата убило. Росли без матери и отца, а теперь — совсем одни на белом свете. А ребята с ротным успели добраться до наших? Как пить хочется, и фляжка куда-то запропастилась…

В голове вертелся калейдоскоп мыслей, а руки делали свое дело. Ствол пулемета развернулся в сторону ближайшей группы гитлеровцев, бросившихся в атаку.

— Я с Донбасса, сволочи! — скрипел зубами Малов, ловя на мушку движущиеся фигуры. — Вы меня запомните!

Взрыв, взметнувшиеся на бровке окопа. Тяжелый удар по ноге. Страшная пекущая боль…

26 июня 194 4 года.

Львов. Концлагерь советских военнопленных.

Перед шеренгой изможденных, обессиленных пленников прохаживались двое. Одни — назвавшийся Антоном Семененко, другой — бывшим подполковником Красной Армии.

— Повторяю, господа пленные, — говорил Семененко, вытирая накрахмаленным платком потное лицо, — германское командование готово предоставить желающим исключительную возможность овладеть профессией шофера. Каждый получит хороший паек, новую одежду вместо вашего рванья и жилье, не за колючей проволокой, разумеется.

«Речистый прохвост», — подумал Малов.

Александр многого уже навидался за восемь месяцев неволи. И в темном, грязном сарае, когда очнулся среди шестнадцати истекающих кровью советских солдат и понял, что попал в плен. И в Никопольском лагере-госпитале, где соседи по нарам сгорали от гангрены, тифа, дизентерии, а он выкарабкался из горячечного бреда. И в концлагере под Кривым Рогом. И здесь — в третьем по счету лагере, где фашистская машина уничтожения уносила сотни жизней.

Он искал выход, дающий хоть малейший шапс, и не находил.

Пока срасталась перебитая нога, Малов строил разные планы побега из плена. Однако ни один из них осуществить не удавалось, а в истощенном организме оставалось все меньше сил. И погибнуть в плену он но мог себе позволить — не отомстил еще гитлеровцам за все их злодеяния, а мертвый солдат — уже не мститель.

Теперь, стоя в шеренге узников на лагерном плацу и слушая потных «ораторов», Александр прикидывал новый план.

«Подполковник», разглагольствовавший о «непобедимости армии великого фюрера», объявил:

— Согласные учиться на шоферов выйти нз строя!

Малов знал, что «улов» у вербовщиков окажется небогатый: рядом с ним стояли люди, готовые на муки и смерть, но не на предательство.

«А что, если попробовать воспользоваться этим? — подумал Малов. — Применить солдатскую находчивость, воинскую хитрость. Главное — вырваться из концлагеря. А там — обмануть врага и уйти к линии фронта…»

Он шагнул вперед, ощущая спиной полные ненависти взгляды стоявших в строю.

«Простите, ребята! — мысленно произнес Александр. — Я не предатель, я — в бой!»

27 июня 1944 года.

Львов. Гостиница у Стрыйского парка.

В это трудно было поверить: кровать, застеленная белоснежной простыней, лампа под абажуром, на столе скатерть и графин с водой, мягкие стулья, коврик, картина на стене, цветные шторы на окнах.

После фронтовых окопов и лагерных бараков казалось, что ничего подобного на свете уже не существует.

Александр преодолел оцепенение. Надо взять себя в руки, приготовиться к любым неожиданностям. Не случайно же его привезли из концлагеря в гостиничный номер да еще поселили отдельно, приставив к двери часового.

Бежать из гостиницы невозможно, она охраняется, словно важный военный объект. Даже если попытаться, далеко; без оружия и документов не уйдешь — первый же патруль схватит.

Остается усыплять бдительность врага и терпеливо ждать удобного момента.

Вскоре дверь открылась, вошел гитлеровский офицер, расположился за столом и на сносном русском языке начал задавать вопросы, интересуясь мельчайшими деталями биографии. Опрос длился около трех часов. Потом явился другой офицер, тоже владевший русским языком, и стал задавать аналогичные вопросы.

На следующее утро все повторилось: несколько офицеров, сменяя друг друга, допрашивали почти без перерывов, по многу раз возвращались к одним и тем же вопросам.

Малов понял: идет серьезная проверка. Тут пахнет не шоферскими курсами…

2 июля 1944 года.

Городок Бжоза (Польша).

Грузовик въехал в ворота и остановился за высоким глухим забором. Вслед за автоматчиками, конвоировавшими группу из восьми военнопленных, Малов спрыгнул па землю, внимательно осмотрелся.

Плац, небольшие казарменного типа здания, по углам забора — сторожевые вышки с прожекторами и пулеметами.

Вот как выглядит змеиное логово…

Накануне вечером, на последнем допросе, гитлеровский офицер в полевом мундире с майорскими знаками различия сказал Малову «по секрету», что его, «как благоразумного молодого человека», германское командование направляет в разведшколу, по окончании которой забросит в тыл Красной Армии со спецзаданием.

Значит, здесь из предателей готовят шпионов и диверсантов.

«В веселенькую ситуацию угодил», — думал Александр, оценивая сложившееся положение.

Как в запорожской степи, отступать было и некуда, и нельзя.

Он опять почувствовал себя в бою, в настоящей схватке с врагом.

Внедрившись в разведшколу, можно собрать важные сведения о гитлеровской агентуре, предназначенной для использования в тылу Красной Армии, методах ее работы, планах и задачах, чтобы сообщить советскому командованию. Он — разведчик в стане фашистов.

Для сестер, земляков, однополчан он — погибший или пропавший без вести, а по бумагам гитлеровцев отныне — изменник, согласившийся на службу. Никто — ни по ту сторону фронта, у своих, ни здесь — не знает, что он не предавал Отечество, а только надел маску. Единожды приняв присягу, он был и остается ей верен.

Смертельная опасность — на каждом шагу. Что ж, из концлагеря он вырвался не для того, чтобы умереть с клеймом Иуды.

Придется нелегко. Надо мобилизовать всю выдержку и осторожность, чтобы сыграть роль послушного предателя, ведь при малейшем подозрении гитлеровцы его расстреляют…

Прибывших разместили в специальной казарме, где продолжилась проверка кандидатов в шпионы. Ежедневно являлся учтивый господни неопределенного возраста, назвавшийся Семеном Семеновичем, доверительно беседовал с каждым, щедро угощая шнапсом и спиртом.