Елена Арсеньева - Репетиция конца света

Она выхватила из кармана какую-то смятую бумажку, развернула и показала Алене на расстоянии, достаточном, чтобы можно было рассмотреть черно-белую фотографию и прочесть текст:

«ФИО – Ярушкина Елена Дмитриевна.

Кружок: бальные танцы.

Руководитель: Перлов В.М.

Дни занятий: среда, четверг, суббота с 17 до 21 часа».

– Да это же мой пропуск! – изумленно пробормотала Алена. – Я его потеряла! Как он к вам попал?

– Этот парень в косухе тут им махал-размахивал да и обронил, пока его Влад выпроваживал, – пояснила Катерина, однако взгляд ее при этом воровато вильнул, и Алене показалось, что опасная дамочка чего-то недоговаривает. К примеру, что сама освободила карманы вышеназванной косухи от избыточной тяжести... А что? С нее вполне станется!

– Вы можете обращаться в какую угодно газетенку, – проговорила Алена, стараясь держаться максимально стойко, – но пропуск – еще не доказательство, что я была здесь. Мало ли где я могла его потерять! В конце концов, у меня его могли просто стащить из кармана. Как вы стащили его у этого придурка из кармана косухи.

Взгляд Катерина снова вильнул, и Алена поняла, что ее догадка верна.

– Это первое, – продолжала она, загнув палец и пытаясь воздействовать на Катерину тем, что самой Алене всегда помогало лучше всего: элементарной логикой. – А второе вот что: информация о моих так называемых нетрадиционных пристрастиях, о каком-то там скандале и прочем будет не более чем «уткой» – причем клеветнической «уткой», – до тех пор, пока не будет назван сам публичный дом и не приведено хоть одно конкретное доказательство моего здесь пребывания. А ведь сейчас пресса стала осторожной, уже не печатает что попало, одни только голословные измышления. Вы недавно сказали, что не можете допустить даже подобия скандала. А вообразите, что я подаю в суд на газету, которая опубликовала эти порочащие сведения? И выиграю процесс, потому что заметка окажется ничем не подтвержденной. Ну в самом деле, кто будет меня обличать? Где свидетели? Вы, что ли? – Она хмыкнула со всем возможным презрением. – Я не очень хорошо знаю ваш бизнес, но не сомневаюсь: ваши боссы и постоянные клиенты вас за это просто по стенке размажут. Это же прикроет лавочку однозначно! Влад начнет описывать складочки и родинки на моем теле? Тоже о-очень сомневаюсь: после такого скандала его никто и никогда не пригласит выступать ни в одном клубе. Ведь всегда и везде есть свои маленькие тайны, болтунов не любят. Очень не любят! Таксиста вы разыщете? И он сообщит, что я назвала точный адрес вашего борделя? Это довод, конечно, однако я могу сказать, что просто-напросто перепутала адрес. Пыталась-де найти свою массажистку, чтобы договориться с ней о следующем сеансе, да забыла номер дома и квартиры. Кстати, массажистка моя и в самом деле тут через квартал живет... Видите, какие заморочки... Так стоит ли игра свеч? Стоит ли вся эта суета, и скандалы, и трата огромных денег, и разборки с вашими боссами – сомнительного удовольствия, которого вы внезапно взалкали? Надо полагать, у вас тут полным-полно девочек-профессионалок, готовых на все. Не лучше ли обратиться к ним?

Катерина, которая во время этой речи неотрывно смотрела на Алену, так-таки и ела ее взглядом, вдруг эти свои распутные глазищи резко отвела, и Алена мгновенно просекла ход ее мыслей: девочки требуют деньги, даже с товаркой по работе не желают иметь дело бесплатно. А может, не нравится она им. Но платить Катерине неохота. Вот она и решила поиметь удовольствие на халяву, запугав неосторожную дуреху...

Катерина снова вскинула на нее глаза – и стало ясно, что ход мыслей Алены ей понятен. Лицо исказилось от ярости, зубы сверкнули в поистине зверином оскале.

– Ничего, не думай, что такая умная, – хрипло выдохнула она. – Я тебя все равно достану, достану!

И с этими словами она вдруг выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь. И прежде чем ошеломленная Алена успела пошевелиться, она услышала, как повернулся ключ в замке.

– Гоша, подвезти?

Высокий парень, медленно, нога за ногу, спустившийся с крыльца ИПФАНа и остановившийся в раздумье, словно не зная, куда идти дальше, исподлобья поглядел на синюю «Ауди», которая затормозила с ним рядом.

– Да нет, спасибо, я лучше пройдусь.

– Садись, садись. Прокачу с ветерком. Если честно, мне с тобой посоветоваться надо.

Олег Кирковский постарался придать своему взгляду самое что ни на есть озабоченное выражение.

Осунувшееся лицо его коллеги оставалось унылым, но в глазах что-то проскользнуло, что-то живое, сочувственное. Закон природы – собственное горе кажется не таким тяжким, если рядом страдает кто-то еще.

Олег искоса поглядывал на Гошу, пока тот медленно усаживался на переднее сиденье, вяло натягивал ремень безопасности. Такое ощущение, что у парня нет ни на что сил. Эти впалые щеки, чернота под глазами, истончившиеся пальцы. Он когда ел в последний раз, интересно? Да еще и эта черная одежда, которую он носит второй месяц, подчеркивает резкую худобу и болезненный цвет лица. И дело не только во внешности. В Гошке что-то словно бы надломилось, нет, сломалось вообще!

Олег знал его давно – они когда-то учились вместе в школе, правда, в параллельных классах, потом вместе поступили на физтех в университет, потом попали по распределению в престижный ИПФАН. Работали в разных отделах, но как-то общались. Внезапную перемену в Гоше не заметил бы только слепой. Олег отлично помнил, какой это был веселый, компанейский, жизнерадостный парень. Он словно бы светился изнутри – всегда, всю жизнь! А как его любили женщины! Еще в школе, класса с седьмого, Гошка Воропаев был кумиром всех девчонок. В институте продолжалась добрая традиция всеобщих ухаживаний за «нашим солнышком». Что характерно, у него был настолько легкий, дружелюбный нрав, что даже парни его любили и не злились на своих подруг, когда те вдруг, одна за другой как заговоренные «западали» на Гошку. То есть на подруг-то они как раз злились, это само собой, но только на них, а не на Гошку. На него просто невозможно было сердиться. Посмотрит своими жуликоватыми сверкающими глазищами, улыбнется виновато: «Парни, да при чем тут я? Разве я виноват? Знали бы вы, как бы я хотел, чтобы они все во мне разочаровались! Устал – не могу!» И все вокруг – в покатуху, столько искренней досады в этом мягком голосе, так демонстративно сгибаются плечи, такой истомленный беспрерывными бессонными ночами делается у Гошки вид.

Женщины его любили, он их любил, но все его романы были однодневками, девчонки, девушки, женщины ему мгновенно надоедали, а расставаться с ними он умел легко и просто, без взаимных обид. Кончалась постель – сохранялись ни к чему не обязывающие дружеские отношения. Ему вечно таскали то конфеты, то яблоки, то домашние пирожки, то какие-нибудь фирменные салатики, по нему вздыхали, лили слезы – и при этом посмеивались над ним.