Пол Баррел - Королевский долг

Королеву встретил эмир Кувейта. А она в свою очередь пригласила его на борт «Британии». Он был не первым восточным правителем, отдыхавшим на яхте, и каждый из них старался превзойти своего предшественника роскошью подарков. «Британия» стала настоящей плавучей сокровищницей. Правители разных стран дарили персидские ковры, украшения с сапфирами и бриллиантами, верблюдов из золота на подставках из лазурита и даже золотой кувшин в форме сокола.

Позже появилась традиция дарить что-нибудь слугам в знак благодарности за их работу. После поездки в Иорданию я получил золотые часы «Омега» с гербом короля на циферблате, еще мне дарили медали (например, в Малави мне подарили орден Льва, а от короля Швеции я получил Серебряную медаль).

В Кувейте я впервые взошел на борт «Британии». На ее мачтах реяли пять королевских штандартов, а от носа до кормы были протянуты веревки с флагами других государств. И когда бы я ни плавал на «Британии» в дальнейшем, меня всегда, как в первый раз, потрясало ее великолепие. Королевская яхта больше похожа на плавучий дворец, чем на корабль, такая она огромная и роскошная Мы сели на яхту в Бахрейне, и слугам разрешили позагорать на палубе.

Бороздя моря на «Британии», королева чувствовала себя превосходно и уверенно, а вот когда яхта причаливала к берегу, чтобы гости могли отправиться ужинать, королеве приходилось спускаться по узкому трапу, и тут бывали неприятности. Именно тогда я в первый и последний раз в жизни видел, как королева растерялась. В шелковом вечернем платье бирюзового цвета, с диадемой, украшенной бриллиантами, она спускалась по трапу, застеленному красной ковровой дорожкой, и вдруг зацепилась каблуком за какую-то неровность, пошатнулась и чуть не упала. Я уже ждал ее у машины, а потому мог только смотреть издали и гадать, сможет ли она удержаться на ногах. До сих пор удивляюсь, как ей это удалось. Правда, когда она стала падать и закричала «Помогите!», она уцепилась за перила и испачкала перчатки политурой. Белоснежные перчатки были безнадежно испорчены. В машине она достала из сумочки запасную пару, которую всегда возила с собой, и снова все в ней стало безупречно.

Впрочем, королеве лучше удавалось держаться на ногах, чем мне. Я уже рассказывал, как растянулся на ступеньках в Сандринхеме, когда меня потащили за собой все девять королевских собак. Но во время поездки в Кентукки произошло нечто ужасное. Во второй раз королева склонилась надо мной, спрашивая: «Пол, ты как?»

Мы отправились в США, чтобы поглядеть на конный завод, где королева выбирала своих лошадей. Конный завод находился под Лексингтоном, и его владельцем был Уилл Фарриш, позже ставший американским послом в Лондоне. Тут были конюшни из красного дерева и милые белые заборчики. Еще с тех пор как я полетел с лестницы в Сандринхеме, у меня постоянно болела спина, оттого что сместился диск, и приходилось периодически пользоваться разными мазями. Но когда мы прилетели в Кентукки, боль усилилась, и в последующие шесть дней стала почти невыносимой. Мне было трудно даже просто наклоняться, чтобы поднять туфли королевы, но я терпел, потому что знал: скоро мы вернемся домой. И тут случилось непоправимое.

В последний вечер перед отъездом, пока королева и ее гости ужинали, я стал осторожно спускаться по лестнице в столовую и вдруг почувствовал острую боль в левой ноге. Она была такой резкой, что я не устоял на ногах и покатился вниз по лестнице. Мне было так больно, что я принялся дико вопить и утих только тогда, когда с ужасом понял: я не чувствую своих ног. На мои крики сбежались все двенадцать гостей и королева. Все смотрели на меня и не знали что делать. Кто-то позвонил в 911, кто-то вызвал доктора Фарриша — Бена Роуча.

Камеристка королевы Пегги Хоут склонилась надо мной, и я простонал:

— Пегги, я ничего не чувствую ниже пояса.

Решили, что безопаснее не трогать меня до прихода врачей. Все были очень напуганы и о чем-то переговаривались. Думаю, больше никогда меня не повезут в больницу с такой помпой. Санитары осторожно положили меня на носилки, и скорая помчалась прочь с полицейским эскортом.

Меня отвезли в Центр лечения раковых заболеваний имени Люсиль Марки Паркер в Лексингтоне (в этой крупной больнице лечили не только рак), и тут же встал вопрос о срочной операции. В больнице уже заранее была готова палата для королевы — на всякий случай. Таков порядок: куда бы королева ни отправлялась, в ближайшей больнице для нее всегда готова палата. Думаю, это был первый случай в истории, когда больной лакей спал в королевской постели. Мое пребывание в больнице сопровождалось той же секретностью, как если бы туда поместили саму королеву. На доске, где вывешивался список пациентов, моего имени не было. Вместо него там была изображена корона, ступня [15] [15] Ступня — символ лакейского звания от англ. footman — лакей, букв. «человек у ног». и знак мужского пола. Все вместе должно было означать «лакей королевы».

Врачи сказали, что диск треснул и защемил седалищный нерв, поэтому я и не чувствовал ног.

Я лежал на носилках и смотрел на лампы под потолком. Надо мной склонился лорд Порчестер (менеджер королевских скачек). «Королеве нелегко было принять такое решение…» — начал он, а затем объяснил, что рабочий график Ее Величества не позволяет ей ждать моего выздоровления, и она вынуждена вернуться во дворец. Они улетают, а я остаюсь. «Тобой будут заниматься лучшие врачи. Королева обо всем договорилась», — закончил он.

Позже врач сказал мне: «Диск треснул и защемил седалищный нерв. Этим и вызван временный паралич. Надо удалить треснувший диск и освободить нерв. Если не сделать этого немедленно, есть опасность, что вы никогда не сможете ходить».

В полночь было принято решение делать операцию. Когда я пришел в себя, то увидел над собой лицо медсестры Дорис Галлахер. Чувствовал я себя не очень хорошо, но она меня утешила: сказала, что операция прошла успешно, и вскоре я снова смогу ходить. «Вы полностью выздоровеете», — пообещала она.

Я медленно отходил от наркоза. Вся палата была уставлена цветами и фруктами, которые передали для меня гости королевы, которым я испортил ужин. Под потолком был прикреплен телевизор, и я с тоской смотрел прямую трансляцию взлета королевского самолета из аэропорта Лексингтона.

Через три дня я при помощи костылей уже ходил по палате, которая должна была стать моим домом на целых две недели. Мне захотелось узнать, кто мои соседи, и я доковылял до соседней палаты.

— Здравствуйте. Я Рон Райт, а это моя жена Джулия, — приветствовал меня жизнерадостный американец.

На кровати в окружении разных приборов и трубочек лежала девочка. Джулия кормила ее картофельным пюре с ложечки.