Уильям Роберт Миллер - Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие

Ключевой фразой в его речах в последний год стало выражение «Строй, детка, строй!». Это был измененный им боевой клич восставших в Уоттсе: «Жги, детка, жги!» И сейчас в Ньюарке он говорил о необходимости созидать, а не разрушать. Даже воинствующий Лерой Джонс тепло встретил его, когда Кинг посетил театральную студию Джонса в черном гетто Ньюарка. Кинг в течение уже многих недель не ощущал такого душевного подъема. Когда он позвонил в Атланту, чтобы уточнить график своих поездок, секретарша принялась убеждать его в необходимости сбросить обороты. «В любом случае все вы хотите моей смерти, ― ответил он, смеясь, ― так что до старости мне никак не дотянуть».

В оставшуюся часть дня он побывал на митинге в Орандже, где заявил: «Мы построим новую Америку!», а также в Джери-Сити и в Пэттерсоне, где сказал: «Мы должны противостоять несправедливой системе, не разрушая ни жизни, ни имущества». Вернувшись в Ньюарк в конце дня, он выступил в местной баптистской церкви, которая называлась «Абиссинская» точно так же, как и церковь Пауэлла в Гарлеме. В этом выступлении он красочно живописал ужас и оцепенение, которые должны охватить конгрессменов-южан меньше чем через четыре недели при встрече с участниками похода бедных в столице страны.

Марш протеста в Мемфисе был назначен на 9 утра следующего дня. Кинг, который должен был возглавить процессию, опоздал на два часа, прибыв только к 11 часам. Тем временем назревали неприятности. Лидеры Мемфисского стачкома призвали горожан ко всеобщей забастовке. В негритянской школе Гамилтон часть учащихся попыталась помешать остальным попасть в классы на уроки. Прибыла полиция. Ее встретили камнями и бутылками. Во время потасовки одна четырнадцатилетняя девочка получила сильный удар дубинкой по голове и ее отвезли в больницу. У Клейборнского собора, неподалеку от парка им. У. К. Хэнди демонстранты не обращали внимания на просьбы руководителей сойти с тротуара и выстроиться в колонну. Многие из зрителей прикладывались к бутылкам; кончилось тем, что около 10 часов две дюжины мужчин ворвались в магазин, торговавший спиртными напитками неподалеку от собора.

Кинг ужаснулся, увидев, что рядом со множеством лозунгов наподобие «Я ― тоже человек» несколько молодых людей держали плакаты «К черту Лоеба. Здесь ― власть черных». Хватало и плакатов с открытыми оскорблениями в адрес мэра. После короткого расспроса Кинг выяснил, что эти молодые люди не являются участниками демонстрации. Но все уже с нетерпением ждали начала процессии, и он решил выступить. Демонстранты едва успели пройти три квартала, как послышался звон разбиваемых витрин. Лоусон и другие руководители сразу предложили Кингу вернуться в мотель. Он так и сделал, а Лоусон обратился к участникам марша, убеждая их вернуться в церковь. Большинство повернуло назад. Но молодые чернокожие забияки с вызывающим видом остались стоять на месте. Через десять минут полицейский кордон, сомкнув ряды, применил слезоточивый газ. Молодежь разбежалась, но полицейские атаковали тех, кто попался под руку. Они смертельно ранили одного шестнадцатилетнего подростка, избили дубинками 60 человек и арестовали 280 демонстрантов, мародеров и просто зевак без разбора. Одного старого негра полицейский трижды огрел прикладом по ребрам, тогда как другой полицейский одновременно поливал его лицо «Мускатом». Один из грабителей ударил полицейского. Его сбили с ног, и он был зверски избит. В общей сложности бедолага получил более сорока сильных ударов. В город вошли 4000 национальных гвардейцев, и был установлен комендантский час. У 155 магазинов оказались разбиты витрины, было зарегистрировано множество случаев поджогов; в то же время только шестьдесят владельцев заявили, что у них исчезли товары с витрин. Всего в восьми случаях грабители проникли внутрь магазинов, а потери от огня оказались незначительными. Куда больше вреда принесло полицейское насилие.

Оказавшись в своей комнате в мотеле, Мартин Лютер Кинг испытал острое желание покончить с собой. Он был не просто сильно потрясен, он находился в состоянии шока. Что бы сделал Ганди на его месте? Рядом с Кингом были Ралф Эйбернети и Джесси Джексон. Они никогда еще не видели его в состоянии такой депрессии. Он сказал им, что, видимо, уйдет в отставку.

В пятницу утром Мартин Кинг побеседовал с небольшой группой молодых чернокожих радикалов, которые жаловались, что Ралф Джексон и другие не позволяют им участвовать в планировании демонстраций. Однако выяснилось, что двое из них были членами руководящего комитета, но вышли из него, когда их предложение останавливать мусоровозы было отвергнуто большинством голосов. Побеседовав с ними, Кинг попросил их дать обещание, что они либо будут соблюдать нормы ненасилия, либо воздержатся от участия в демонстрациях. Им не нужно подписываться под его философией, сказал он, но «нам надо действовать сообща». Они согласились. Позднее, на пресс-конференции журналисты спросили Кинга, считает ли он возможным в данный исторический момент контролировать демонстрации, удерживая их от превращения в бесчинствующие толпы, как это произошло вчера? «Если бунт начался, ― ответил Кинг, ― никому не удастся с легкостью удержать ситуацию в разумных пределах». Что же касается беспорядков в Мемфисе, сказал он, то «я очень сильно просчитался». Этот просчет, по его мнению, был вызван тем, что ни он лично, ни его помощники не принимали непосредственного участия в планировании акции и ввязались в нее, не зная, что молодежь готовится к беспорядкам. Он считал, что руководство негритянского движения в городе зря прекратило контакты с молодыми воинствующими радикалами. Но он не собирался сдаваться. «Мы должны быть настроены решительно, ― сказал он, ― но я абсолютно убежден, что вполне возможно провести демонстрацию под лозунгом ненасилия. Возможность бунтов существует. Бунты ― это следствие нашей уродливой общественной атмосферы. Если бунт произойдет, то это ― не моя вина. Наше правительство и большинство белых граждан палец о палец не ударили, чтобы уничтожить условия, порождающие бунты. Даже если мы вообще перестанем организовывать демонстрации, большинство экспертов полагают, что нынешнее лето будет хуже прошлого». Свою собственную деятельность Кинг охарактеризовал как работу «предохранительного клапана», помогающего сбрасывать энергию потенциальных мятежников, преобразовывать ее в созидательный протест, который способен переворачивать и преобразовывать общество гораздо эффективнее, чем уличные бои.

В тот же вечер Кинг прилетел в Атланту и на следующий день назначил совещание сотрудников аппарата КЮХР. Когда они собрались в его кабинете в церкви Эбенезер, он посетовал, что между ними нет полного взаимопонимания. «Прежде чем мы сможем пойти на Вашингтон, ― проворчал он, ― необходимо что-то сделать с нашим штабом». И, немного помолчав, он вышел из кабинета. Эйбернети выскочил вслед за ним. Он никогда не видел Кинга таким подавленным. «Я снимаю с себя всякую ответственность, ― сказал Кинг. ― А ты иди назад. Со мной все в порядке».