Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

Господь сохранил мне жизнь, я прошла через все испытания, не уронив себя, и все еще молодая, но сердцем чувствую, не для того, чтоб позабыв о прошлом, беспечно наслаждаться своей «воробьиной» свободой, а чтоб не забыть, не похоронить, и, при случае, всегда и везде донести до людей, о том, что видела, что знаю, через что прошла сама.

Макака Чекистка, с торжественным выражением лица, подала Наде бумагу, где несколькими строчками ей сообщалось о том, что заседание коллегии Верховного Суда Союза ССР пересмотрело приговор Люберецкого суда, отменило его по вновь открывшимся обстоятельствам, и делопроизводством прекратило за неимением состава преступления.

Маленькая бумажка, меньше половинки листка из школьной тетрадки, таила в себе целый огромный мир. Свободу!

Это был тот самый документ, о котором ей говорил Клондайк. Теперь его не было, была только «воробьиная свобода». Она перелетела из маленькой клетки в большой вольер.

Удивленно, с недоумением смотрели провожавшие ее зечки, как равнодушно она согнула вдвое драгоценный листок и небрежно засунула в карман, без тени улыбки в запавших глазах и осунувшемся лице, она попрощалась, с дорогими ей, зечками, не испытывая никаких чувств, кроме тоски и одиночества. Не было на свете друга, кто бы искренне порадовался за нее, так думалось ей, прощалась с лагпунктом «2-й Кирпичный завод» Речлага, где отбыла она ни больше ни меньше как четыре года восемь месяцев, «ни за что ни про что»!

Первого, кого встретила Надя, перешагнув за вахту, был Валек. Смущенно улыбаясь, он подошел к ней и взял из ее рук чемоданчик с пожитками.

— Я тут случайно, вот! — начал оправдываться Валек. — Подумал, может, в город тебя забросить? Машина вот! Готова!

Стоял Валек спозаранку, рискуя навлечь на себя гнев начальства, в новой гимнастерке с чисто выбритым лицом, ждал… И Надя догадалась: «Не случайно».

— Спасибо, Валек, — стараясь удержать слезы, прошептала она.

Тундра за эти несколько дней совсем освободилась от снега, и ничто не напоминало о недавнем снегопаде и морозах. Не теряя ни минуты драгоценного тепла, уже зазеленела мелкая поросль травы, а солнце светило так ярко и приветливо грело, как будто хотело оставить по себе приятную память о Заполярье.

— Остановись здесь, Валек, — попросила Надя.

Около того места, где они увидели распростертого Клондайка, оба сошли с машины и молча постояли. Напрасно всматривалась в землю Надя в надежде отыскать хоть признак крови или какое-либо напоминание о нем. Ничего! Мелкая, густая, как щетина, трава уже пробивалась из земли. «Может, политая его кровью». — Она стиснула зубы и поспешила вернуться к машине.

— Поехали, Валек!

— А знаешь! Я тогда его сразу узнал, не хотел тебя пугать. Ребята мне сказали, оружье у него забрали и документы.

— Кто это был? — застонала Надя.

— Ищут! Уголовников полно освободилось, но поймают обязательно, — заверил ее Валек.

— На пекарню проститься бы заехать.

— А там новые все. Китаец в городе комнату получил, а остальных на шахту отправили.

— За что?

— Да вроде говорили, оттуда пришли… эти… Не повезло Тарасову, только новые лычки прицепил, поздравляли к Первому мая.

— Замолчи! — в отчаянии воскликнула Надя. — Не хочу! Не надо! — и выдержала, не разревелась.

— Куда ты теперь? — через некоторое время спросил Валек.

— Домой, к себе…

— Адрес оставь, напиши, где будешь. Лады?

Так далеко от города всегда казался ей кирпичный завод, и тогда, когда она ехала в одном автобусе с Клондайком, вдоволь успела насмотреться на его оживленное лицо и сияющие глаза. Но доехали очень быстро. Валек подрулил к самому вокзалу.

— Ты тут, в машине посиди, я сбегаю, уточню, когда поезд на Москву. Не то 17.45, не то 17.30, — сказал Валек.

Надя с удовольствием осталась в кабине. Ей совсем не хотелось идти, толкаться у вокзальной кассы, где стояли кучками молодые, с вороватыми, наглыми глазами, парни.

— Давай скорее документы, справку об освобождении, — сказал, подбегая к машине, Валек.

— Зачем? Я сама билет возьму! — попробовала протестовать Надя.

— Быстро сюда давай! Там кассирша знакомая. На этот раз Валек пропал надолго, а когда вернулся, скомандовал:

— Давай сюда манатки, пошли, скоро поезд. Семнадцать тридцать — московский. Воркута — Москва, пятьдесят второй.

— А билет? — заволновалась она.

— Держи свой билет, справки, и все твои «пионерские атрибуты».

— Подожди, Валек! Возьми деньги за билет, — засуетилась Надя, подавая ему деньги.

— Не возьму, нипочем не возьму, не суй! — и отпрыгнул, когда Надя попыталась затолкнуть ему деньги в карман гимнастерки.

На перроне сновали десятка три людей, не больше. В основном все военные, полярные летчики, провожавшие кого-то, штатских мало, и те женщины. Подошли к двенадцатому вагону. «Мягкий» — написано в углу, где вход.

— Зачем мягкий, я же хотела простой.

— Садись! Не было простых, одни непростые, — Валек протянул проводнице билет.

— Кто из вас отправляется? — с подозрением оглядела проводница по очереди обоих.

— Вот сестра моя, вы уж позаботьтесь о ней, — весело сказал Валек.

— Оно и видно, что сестра! — хитро улыбнулась ему проводница. — Брательник нашелся!

В вагоне ковры на полу, неяркое, мягкое освещение и тишина показались им обоим неслыханной роскошью.

— Ух ты! — заметно оробел Валек. Проводив Надю до купе, он постеснялся войти в него, боясь запачкать ковры.

— Я пойду, пожалуй! Ты вот что, адресок оставь!

Писать было не на чем, и она достала старый конверт, оторвав от него обратный адрес.

— Вот читай: «Московская область, Ухтомский район, пос. Малаховка, ул. Тургеневская, дом 17».

— Это я запомню, — сказал Валек, запихивая клочок конверта в карман. Ну, прощай или до свидания, скоро увидимся. Я ведь тоже отсюда днями слиняю. Пойду в отпуск и рассчитаюсь.

— Чего так? — удивилась Надя.

— А! Не хочу! Я думал, тут и правда преступники, враги, а выходит, — понизил голос Валек, — преступники-то на воле. Повыпускали их, к своим поедут. А тут девки одни несчастные, половина деревенских, вроде наших, смотреть на них — и то заболеешь!

— Спасибо, Валек! — растроганно сказала Надя и поцеловала в обе щеки обомлевшего от неожиданности Валька. — Я помню, что у тебя в долгу, увидимся…

— И-и! — свистнул Валек. — Не говори, обижусь! — и быстро зашагал к выходу.

«Если подойдет к окну — увидимся, нет, значит, не увидимся», — загадала она. Валек пошел вдоль вагона и остановился у окна, где стояла Надя.

— До свиданья, Валек, спасибо тебе! — прошептала Надя. Все равно он не услышал бы.